Многие любители классической литературы и хорошего кино наверняка не раз задумывались о том, какой была порода собаки Баскервилей. Наверняка у легендарного чудовища был реальный прототип. Автор бессмертных произведений о великом сыщике подразумевал не совсем то, что сегодня представляет большинство русскоязычных читателей и зрителей. Попробуем разобраться в вопросе, проанализировав некоторые факты.

Книжная собака Баскервилей

Кем была собака Баскервилей? Порода собаки по книге точно не указана ни разу, однако Артур Конан Дойл оставил нам некоторые подсказки. Принято считать, что, описывая страшилище, нагоняющее ужас на окрестности, он имел в виду не то мастифа, не то ищейку (хаунда). Но если внимательно вчитаться в текст, становится ясно, что автор, вероятнее всего, говорил о метисе-полукровке, в котором присутствуют черты обеих пород. Таким образом, мы понимаем, что знаменитый зверь - это наполовину мастиф, наполовину бладхаунд. Собака при этом описана очень крупной (больше, чем представители пород), что теоретически вполне могло иметь место.

Неточности перевода

Откуда же взялись разногласия и почему у многих поклонников творчества Артура Конан Дойла возникают вопросы о том, какой была порода собаки Баскервилей? Не будем забывать о языковом барьере. В оригинальном произведении можно встретить слово hound , которое на русский переводится как «гончая» или «ищейка». Но в английском его значение намного шире. Во-первых, это слово нередко входит в названия различных пород (бассет-хаунд, бладхауд), а во-вторых, в широком смысле оно синонимично слову «собака».

Переводчики не упомянули о гончих и легавых, а выбрали именно этот вариант перевода. Вот так мы и получили еще со времен первого русскоязычного издания не конкретную породу, а название «собака Баскервилей» - такое ёмкое и абстрактное одновременно.

Бладхаунд и мастиф

Свет на тайну помогают пролить и профессиональные заводчики собак. Метис, родителями которого являются мастиф и бладхаунд, - собака довольно редкая.

Однако некоторые классификаторы даже выделяют ее в отдельную породу, именуемую кубинским (бразильским) хаундом или собакой Стэплтона. За этим зверем закрепилась откровенно кровавая слова, и дело не только в триплете «блад» (от англ. «кровь»). Этих крупных псов когда-то воспитывали агрессивными и жестокими, чтобы использовать в военных целях, а также для подавления восстаний, поимки беглых рабов и каторжан. Судя по немногочисленным описанным в источниках случаям, уйти от страшной погони удалось совсем немногим.

В наше время необходимость в настолько грозном псе отпала. Намеренная вязка мастифов с бладхаундами носит разовый характер. Но реальное существование гибридов лишь подтверждает версию о том, что порода собаки Баскервилей - вовсе не мастиф и не бладхаунд. Автор имел в виду именно помесь.

Здесь стоит упомянуть и о том, что в те времена, в которые разворачиваются события книги, бладхаунды были давно описаны в классификаторах, а мастиф считался совсем новой и модной породой. Возможно, автор хотел обыграть еще и этот контраст.

Курьезы на съемках легендарной киноленты

Когда перед советскими киношниками встал вопрос о том, какой будет порода собаки Баскервилей, им пришлось столкнуться со множеством трудностей.

Черный пёс, обклеенный светоотражательной пленкой и отснятый на фоне черного бархата, на пленке выглядел как смешной худенький скелетик. Ни о какой обмазке фосфором и речи не было (ни одно животное просто не позволит с собой такого сделать). Рассматривалась даже идея снять в главной роли теленка! А кто-то предложил… пекинеса, изуродованного шрамами в драках.

В результате съемочная группа остановилась на пошиве маски и жилетки для пса-артиста. А сыграл собаку Баскервилей вовсе не мастиф и не бладхаунд, ну и уж точно не их метис. В роли сняли английского дога - крупного пса с устрашающим видом, но при этом миролюбивого и умного.

Съемочная группа вспоминает о множестве курьезов. Хитрый пёс не бежал на свет (а он был необходим для светоотражателей), обходил препятствия, стоял на лапах тогда, когда нужно было падать. А однажды дог прямо вместе с коробкой слопал именинный торт Соломина. Но артисты очень тепло отзываются об этой собаке, которая на съемках успела полюбиться всей группе.

Сегодня мы знаем, какая порода собаки в фильме «Собака Баскервилей» (СССР, 1981 г.). Но это породило еще одно заблуждение, ведь многие считают, что и по книге она была догом. В других кинолентах в главной роли снимали разных крупных псов, иногда даже лохматых, а не гладкошерстных.

Впрочем, поклонники истории о Шерлоке Холмсе привыкли воспринимать монстра именно как собаку Баскервилей, а отсутствие точной идентификации не мешает нам восхищаться удивительным чудовищем каждый раз, как только оно появляется в кадре или на книжной странице.

В основу сюжета «Собаки Баскервилей» легли две мистические истории, рассказанные Конан Дойлу его другом Флетчером Робинсоном, с которым он познакомился в июле 1900 года на борту парохода «Бритт», когда возвращались домой из южной Африки. Оба участвовали в англо-бурской войне; Дойл был врачом полевого госпиталя, Робинсон - военным корреспондентом газеты «Дейли-экспресс».


Они очень быстро подружились, а без малого год спустя, в марте 1901, когда вновь встретились в Норфолке, чтобы поиграть в гольф, дружба превратилась в своего рода творческое сотрудничество.


На фото слева Артур Конан Дойл, справа Бертрам Флетчер Робинсон

Все началось с бесед об английском фольклоре. Коротая вечер за графином бренди, журналист поведал «отцу» Шерлока Холмса легенду, которая впоследствии и легла в основу леденящей кровь рукописи, прочитанной доктором Джеймсом Мортимером Холмсу и Уотсону на Бейкер-стрит незадолго до прибытия в Англию сэра Генри Баскервиля, наследника из Канады.

Более чем вероятно, что рассказанная Робинсоном легенда - всего лишь очередной перепев древнего местного предания о свирепой волшебной собаке-волкодаве, известной в Норфолке под кличкой Черный Дьявол. Вторая, не менее жуткая история о злом эсквайре, сэре Ричарде Кейбле, продавшем душу дьяволу и то ли утащенном в преисподнюю, то ли разорваном на куски стаей демонических гончих псов, не издававших, вопреки расхожему поверью, никакого пресловутого «жуткого воя» на болотах, а, напротив, совершенно безмолвных.
После этих рассказов Флетчер Робинсон однажды пригласил друга погостить у его родных в Ипплтоне и, одновременно, собрать материал для новой книги. Судя по всему, «Собака Баскервилей» первоначально задумывалась как совместное творение Конан Дойля и Робинсона.
«Тут, в Норфолке, со мной Флетчер Робинсон, и мы собираемся вместе сделать небольшую книжицу под названием «Собака Баскервилей» - такую, что у читателя волосы дыбом встанут!» - написал Артур Конан Дойл в письме своей матери.

Любопытная деталь - фамилию для преследуемого знатного рода Дойл позаимствовал у Гарри Баскервиля, который был... кучером Робинсона. В марте-апреле 1901 года Гарри, как выяснилось, развозил своего хозяина и его гостя-писателя по Дартмурским окрестностям.
Много лет спустя, в 1959 году, 88-летний Баскервиль заявил: «Дойль писал книгу не один. Большие куски написаны Флетчером Робинсоном, но его заслуги так и не были признаны».
Договорившись о теме и заглавии повести, Дойл и Робинсон расстались, а в апреле встретились вновь, чтобы предпринять поездку по Дартмуру - месту действия будущей книги. Базой им служил дом Робинсона в Ипплпене, возле Нью-Эббота. Отсюда и совершали они вылазки на болота, проникаясь их мрачным духом и намечая места, где, по замыслу, должны были развиваться те или иные события.

Тем временем нехитрый поначалу замысел книги начал сам собой разрастаться и усложняться. Возможно, Конан Дойл только теперь осознал, насколько мощный материал попал к нему в руки, и понял, что для такой оправы необходим бриллиант огромной величины, сильный главный герой, человек, который раскрыл бы тайну. Вот почему он решил вернуть к жизни Шерлока Холмса, семью годами ранее «канувшего в пучину» Рейхенбахского водопада в Альпах, куда его подло столкнул профессор Мориарти, главный преступник Лондона, и иже с ним.
Впрочем, «вернуть к жизни» - не совсем точное, а вернее, совсем не точное выражение. Уж больно не хотелось великому писателю и впрямь воскрешать двух персонажей, некогда вознёсших его на вершину славы, но мало-помалу превратившихся из подмоги в обузу. Внимательный читатель «Собаки Баскервилей» сразу увидит, что действие повести разворачивается до «гибели» Холмса в струях Рейхенбахского водопада.

Ведя лихорадочную исследовательскую работу и создавая своё оказавшееся бессмертным произведение, 2 апреля 1901 года Конан Дойл снова отправил письмо матери, на сей раз из Принстауна, где расположена каторжная тюрьма, из которой бежал злосчастный Селден, павший жертвой страшного пса: «Мы с Робинсоном лазаем по болотам, собирая материал для нашей книги о Шерлоке Холмсе. Думаю, книжка получится блистательная. По сути дела, почти половину я уже настрочил. Холмс получился во всей красе, а драматизмом идеи книги я всецело обязан Робинсону».

Ещё раньше, в марте, Дойл написал издателю журнала «Стрэнд», Гринхау Смиту, и предложил ему новое произведение, особо подчеркнув, что создаёт его в соавторстве с другом, Флетчером Робинсоном, и «его имя непременно должно соседствовать на обложке с моим. И стиль, и смак, и вся писанина - полностью мои… но Робинсон дал мне главную идею, приобщил к местному колориту, и я считаю, что его имя должно быть упомянуто… Если Вы согласны вести дело, я хотел бы, как обычно, получить пятьдесят фунтов стерлингов за каждую тысячу слов». Однако после того как в повесть был введён Шерлок Холмс, гонорар сразу возрос вдвое, причём соавторы должны были получить его в пропорции 3:1.
Но, когда в августе 1901 года в «Стрэнде» началась публикация «Собаки Баскервилей», Робинсона в числе авторов не оказалось вовсе, хотя его имя было упомянуто в сноске на титульном листе. Вот как это выглядело: «Появление этой истории стало возможным благодаря моему другу, мистеру Флетчеру Робинсону, который помог мне придумать сюжет и подсказал реалии. А.К-Д.»

В первом британском книжном издании повести эта надпись была заменена кратким обращением: «Мой дорогой Робинсон, кабы не Ваше изложение легенды Западной Страны, эта история так никогда и не появилась бы. Огромное спасибо за это и за помощь с деталями. Искреннейше Ваш А.Конан-Дойл».

В предисловии к «Полному собранию романов о Шерлоке Холмсе» (1929) Дойл, казалось, и вовсе забыл о полученной от друга помощи: «Собака Баскервилей» - итог замечания, оброненного этим добрым малым, Флетчером Робинсоном, скоропостижная кончина которого стала утратой для всех нас. Это он рассказал мне о призрачной собаке, обитавшей близ его дома на Дартмурских болотах. С этой байки и началась книга, но сюжет и каждое ее слово - моя и только моя работа».

Успех нового произведения превзошел все ожидания. Но тут же по Лондону начали ходить слухи, что Дойл не сам написал эту повесть. Некоторые злопыхатели обвиняли его даже в убийстве истинного автора книги, чтобы тот не смог предъявить свои права на шедевр.

Дело в том, что в 1907 году, то есть через пять лет после выхода книги, 36-летний Флетчер Робинсон неожиданно скончался при довольно загадочных обстоятельствах. По официальной версии, причиной смерти был тиф. Однако в отличие от жертв тифа Робинсона не кремировали, а похоронили на кладбище Святого Андрея (некоторые связывают его смерть с проклятием египетского артефакта The Unlucky Mummy).
Супруга журналиста, Глэдис Робинсон, подлила масла в огонь, заявив сразу после его смерти, что он скончался от пищевого отравления через несколько дней после возвращения из командировки из Парижа.
Некоторые сыщики-любители считают, что симптомы больше похожи на отравление, чем на смерть от тифа. Конан Дойль, по их мнению, отравил друга настойкой опия, не желая делиться гонорарами от «Собаки Баскервилей» или, что более вероятно, боясь раскрытия тайны авторства. Они полагают, что великий писатель уговорил Глэдис, с которой у него, по некоторым данным, был роман, отравить мужа. Не исключено, что миссис Робинсон, кстати, не явившаяся даже на похороны мужа, не догадывалась, что ему дает.

После смерти Конан Дойла эти слухи потихоньку сошли на нет. Но позже, в конце пятидесятых, они возобновились снова.
Как уже я говорил, одна из атак на репутацию Конан Дойла была предпринята в газете «Дэйли экспресс» со стороны настоящего Баскервиля, кучера, давшего фамилию главному герою. В марте 1959 года восьмидесятивосьмилетний Гарри Баскервиль неожиданно заявил, что писал эту повесть не Конан Дойл, а Флетчер, который был у Артура кем-то вроде литературного «негра», да и вообще, мол, большинство произведений о Шерлоке Холмсе написаны Робинсоном.

После новых обвинений со стороны Баскервиля сын писателя Адриан Конан Дойл немедленно вступился за отца. Он выступил с гневным письмом, в котором привел свидетельства того, что Робинсон действительно был автором идеи и придумал все основные линии произведения, но потом по-дружески «подарил» все придуманное своему другу Артуру, полагая, что тот напишет намного лучше.
К сожалению, письмо это хранится в архиве, который недоступен исследователям, и содержание его в значительной части остается неизвестным. Тем не менее, имеющиеся сведения в общем и целом подтверждают правоту Адриана Конан-Дойла. Несомненно, Флетчер Робинсон внес важный вклад в проект, вклад, который Артур Конан-Дойл впоследствии, возможно, значительно принизил. Именно Робинсон подал первоначальную идею (и Дойл признал это в письмах к матери и Гринхау Смиту) и, вероятно, помог разработать детали сюжета, но написана повесть, несомненно, самим Конан-Дойлом.Все сохранившиеся отрывки рукописи выведены его рукой (в том числе и текст легенды о собаке Баскервилей) и почти без помарок. Едва ли такой знаменитый писатель стал бы переквалифицироваться в писца и копировать ранее написанный текст Робинсона - малоизвестного журналиста - чтобы потом выдать этот текст за свое собственное письмо.

За пристальное изучение произведений Конан Дойла взялись эксперты-лингвисты. Но скрупулезная лингвистическая экспертиза в отношении «Собаки Баскервилей» доказать сто-процентное авторство Конан Дойла или Робинсона нее смогла.
Главное достижение Конан-Дойла - возрождение образа Шерлока Холмса, без которого «Собака Баскервилей» никогда не приобрела бы той популярности, которой пользуется и поныне. Возможно, без Холмса этот роман сейчас был бы полузабыт, разделив незавидную судьбу большинства созданных Конан-Дойлом «ужастиков»

Весьма сомнительно, что Робинсон был отравлен Конан-Дойлом, который хотел скрыть подлинную роль его в создании «Собаки Баскервилей» и свой флирт с супругой журналиста. Во-первых, скрывать Конан-Дойлу было нечего: он с самого начала признавал участие Робинсона в работе над книгой, хотя со временем это признание мало-помалу сходило на нет. Во-вторых, Артур Конан-Дойл никак не мог «крутить любовь» с супругой Робинсона, потому что во время написания «Собаки» пользовал свою больную чахоткой супругу и, к тому же, был без памяти влюблен в некую Джин Леки, которая в 1907 году стала его второй женой.

Использованы иллюстрации Сидни Эдварда Пэджета (1901 - 1902 гг.) из первого издания "Собаки Баскервилей"

Источники

www.doyle.msfit.ru/holmes/criminal
www.chayka.org/node/3835
www.novdelo.ru/post/view?id=15290
www.myrt.ru/interestingly/512-istorija-s obaki-baskervilejj.html

Я должен приостановить эксперименты над Системным Временем (простите за скверный каламбур), чтобы восстановить доброе имя оклеветанного человека и обелить репутацию его злосчастной собаки. Речь идет о мистере Стэплтоне, которого герой Конан Дойля, частный сыщик Шерлок Холмс обвинил в убийстве Чарльза Баскервиля и подготовке покушения на Генри Баскервиля.

Более века длится вопиющее заблуждение. Пришло время покончить с ним, раз и навсегда разобраться в подлинной подоплёке событий, произошедших сто лет назад в далеком Девоншире посреди торфяных болот.

Невиновность мистера Стэплтона (будем называть его именем, которое он сам выбрал) я намерен доказать, основываясь исключительно на тексте произведения сэра Артура. Следует лишь внимательно прочитать его, без пристрастий и предубеждений, в случае сомнения истолковывая факты в пользу обвиняемого, как и предписывает Закон. Шаг за шагом пройдем мы по повести – и узнаем Истину.

Начнем с собаки.

Доктор Ватсон описывает её как злобного монстра, сеющего смерть на торфяных болотах: «Ни в чьём воспаленном мозгу не могло бы возникнуть видение более страшное, более омерзительное, чем это адское существо, выскочившее на нас из тумана»; «Чудовище, лежавшее перед нами, поистине, могло кого угодно испугать своими размерами и мощью». Да и Шерлок Холмс ее не жалует: «Собака была совершенно дикая…».

Знаменитый сыщик утверждает, что в смерти сэра Чарльза повинна именно она: «Собака, натравленная хозяином, перемахнула через калитку и помчалась за несчастным баронетом», она же стала причиной смерти злодея-каторжника, и уж что совершенно несомненно – она бежала за сэром Генри.

Но вспомните – ни на одной из предполагаемых жертв не было следов нападения собаки! Сэр Чарльз умер от декомпенсации хронического порока сердца, каторжник свалился со скалы, сэр Генри остался невредим: «Холмс возблагодарил судьбу, убедившись, что он не ранен». Три случая – и не одного укуса! А ведь Шерлок Холмс говорит, что хозяин специально натравливал собаку на жертвы. Что ж это за злобное чудовище: его натравливают, а оно не кусает? «Мы с вами опять-таки знаем, что собаки не кусают мёртвых», – объясняет Ватсону сей парадокс сыщик, но я-то знаю, что по команде «фас» злобная собака укусит кого угодно, хоть тряпичную куклу. К тому же пса неоднократно видели фермеры (свидетельство доктора Мортимера: «Все они рассказывают о чудовищном привидении, почти слово в слово повторяя описание того пса, о котором говорится в легенде»), он забредает на аллеи Баскервиль-холла, но ни одного случая агрессивного поведения не отмечается. Вот тебе и дикая, злобная псина.

Большие размеры? Это не преступление. Страшная внешность? Субъективное мнение. Воет? А что еще делать собаке, целыми днями сидящей на цепи?

Но ведь она бежала за сэром Генри? Бежала. Потому что тот бежал от неё. Спросите любого собаковладельца, как он подманивает непослушного, заигравшегося щенка? Он делает вид, что уходит. Или даже убегает. И пес непременно устремится за ним – отнюдь не с целью загрызть хозяина, а поиграть. Даже мой Шерлок, собака вежливая, учёная и вполне взрослая, обожает гоняться за мной, притворно щёлкая зубами у самых щиколоток или наскакивая на грудь и норовя облизать лицо. Да и другие вёселые собачки не прочь оставить отпечатки своих лапок на моей куртке. Ничего, для того они и существуют, прогулочные куртки…

Умные родители внушают ребёнку: никогда не бегай от собаки. А почему бежали оба Баскервиля? Об этом позднее, но совершенно очевидно, что, с точки зрения собаки, они приглашали её к веселой игре.

Но когда бегущий падает, Баскервильский Монстр немедленно прекращает погоню и в смятении убегает, не причинив упавшему ни малейшего вреда.

Самый дотошный читатель вспомнит о скелете спаниеля, найденного в логове Баскервильской Собаки. Подлинное значение этой находки я раскрою ниже, сейчас лишь отмечу, что внутрисобачьи отношения человеческому суду неподсудны.

Итак, мерзкое жестокое чудовище исчезло. Осталась здоровенная псина, скучающая дни напролёт на цепи, а в краткие часы свободы охотно принимающая предложения побегать взапуски, но никогда, никогда, НИКОГДА не укусившая ни одного человека. Просто кому-то было выгодно, чтобы ее считали кошмарным созданием.

Вспомним историю прародителя Баскервильской Собаки, изложенную в известном манускрипте. Чудовище не бесчинствует – оно карает бесчестного негодяя и насильника Хьюго Баскервиля (любопытно, что и в славянской мифологии присутствует Полкан, существо с пёсьей головой, мстящее насильникам за поруганную девичью честь). И боятся его лишь те, чья совесть нечиста. Сам автор манускрипта предостерегает сыновей, но призывает ничего не сообщать о чудовище сестре Элизабет – очевидно, что для неё собака Баскервилей угрозы не представляет.

Запомним это и перейдем к главной жертве клеветы – бедному мистеру Стэплтону.

Гадкий утенок Баскервилей

«Нам еще не приходилось скрещивать рапиры с более достойным противником», – пугает Холмс. Но что действительно известно о Стэплтоне? Он – племянник сэра Чарльза, кузен Генри Баскервиля. Женат на красавице костариканке. Под фамилией Ванделер вернулся на родину отца, в Англию, где открыл школу – предприятие общественно полезное и отнюдь не предосудительное.

Работу любил: «что меня привлекало в ней, так это тесная близость с молодежью. Какое счастье передавать им что-то от себя самого, от своих идей, видеть, как у тебя на глазах формируются юные умы!» Эпидемия в школе (возможно, брюшной тиф) перечеркнула педагогическую карьеру Стэплтона. Он меняет фамилию и поселяется около родового гнезда, отдаваясь другой страсти – энтомологии, в чем и преуспевает: «он считался признанным авторитетом в своей области, имя его было присвоено одной ночной бабочке, описанной им ещё в Йоркшире».

Сам факт смены фамилии – не преступление. Не исключено, что Ванделер хочет дистанцироваться от родственников-аристократов, изгнавших его отца в Южную Америку, где тот и умер от болезни. Скромная жизнь неподалеку от родовой резиденции доставляет ему своеобразное удовлетворение. Старшая ветвь Баскервилей получила деньги, землю, титул. Ему же достается в наследство одна Собака.

Каковы мотивы убийства, приписываемого Стэплтону? Холмс уверяет: «его цель была получить поместье; ради этого он не стеснялся в средствах и шел на любой риск». Но сэр Чарльз стар и болен, а Стэплтон считает себя единственным наследником: «очень возможно, что сначала Стэплтон даже не подозревал о существовании наследника в Канаде». Так стоит ли рисковать, тем более что он «знал, что у старика больное сердце»? Разумней подождать естественного развития событий, а пока объявиться дядюшке и призанять, буде в том нужда, деньжат: «сэр Чарльз… своим радушием и щедростью успел снискать себе любовь и уважение всех, кому приходилось иметь с ним дело… Будучи бездетным, он не раз выражал намерение ещё при жизни облагодетельствовать своих земляков», и уж родному-то племяннику на достойное дело денег бы дал наверное. А что может быть достойнее научных исследований или создания школы?

Но – не раскрывает Стэплтон дядюшке тайну собственного происхождения, и денег не просит. Причина проста – Стэплтон горд и не корыстен. Сачок у него есть, бабочки летают рядом, что ещё нужно энтомологу?

Хорошо, положим, чужая душа – потёмки, и он всё-таки хочет заполучить поместье непременно злодейским путем. Но почему же делать это столь нелепо, даже глупо? Сама идея напугать – просто мальчишество. Испугается сэр Чарльз, но отчего ж обязательно умирать?

И зачем привлекать Лору Лайонс? Стэплтон якобы заставил ее назначить свидание сэру Чарльзу ночью в парке. С какой такой подлой целью? Выманить из дому? Но «сэр Чарльз Баскервиль имел обыкновение гулять перед сном по знаменитой тисовой аллее Баскервиль-холла. Чета Бэрриморов показывает, что он никогда не изменял этой привычке». Зачем же вмешивать в злодейство чужих, если баронет и без того в тот злополучный вечер «как обычно, отправился на прогулку»? И потом, каким образом заботящаяся о своей репутации женщина рассчитывала ночью добраться из Кумб-Треси (не ближний свет) в парк Баскервиль-холла, да ещё незаметно? Не на помеле же прилететь? Нет, если Лора Лайонс и планировала встречу с сэром Чарльзом, то именно затем, чтобы быть скомпрометированной, скомпрометировать сэра Чарльза и получить на него некоторые права. Мистер Стэплтон как наперсник баронета («сэр Чарльз проникся дружескими чувствами к Стэплтону и послал его в качестве своего посредника к миссис Лоре Лайонс») воспротивился тому. Тем не менее, письмо Лоры Лайонс – очень важная улика, если её растолковать правильно. Но об этом после.

Еще нелепее представляется попытка запугать до смерти Генри Баскервиля. Канадские фермеры со страху не умирают. Да, к финалу истории нервы сэра Генри изрядно расшатались, что привело к срыву, но надеяться на это было бы крайне легкомысленно. Куда проще убить молодого баронета холодным или огнестрельным оружием, а хоть и камнем – все подозрения пали бы на лютого каторжника Селдена, который сбежал из тюрьмы и обретался поблизости. Надежно, эффективно, безопасно. Но этого не произошло. Не произошло именно потому, что мистер Стэплтон не имел намерения убивать сэра Генри – впрочем, как и сэра Чарльза.

Он не чурается знакомства с другом Холмса, доктором Ватсоном. Зная, что каждое его слово будет передано сыщику («если вы появились здесь, значит, мистер Шерлок Холмс заинтересовался этим делом»), Стэплтон, тем не менее, рассказывает примечательный эпизод своей биографии – неудачу со школой в одном из северных графств. «А ведь отыскать учителя – самое простое дело. На этот предмет существуют школьные агентства, которые дадут вам сведения о любом лице, связанном с этой профессией».

Гениальные преступники так себя не ведут. А невинные люди – сплошь и рядом.

Леди Баскервиль

Если Стэплтона жизнь на болотах более чем устраивает – он натуралист, над трясиной порхают неведомые бабочки, – то для его красавицы жены подобная жизнь должна казаться прозябанием:

«Странное мы выбрали место, где поселиться, – сказал Стэплтон, будто отвечая на мои мысли. – И все-таки нам здесь хорошо. Правда, Бэрил?

– Да, очень хорошо, – ответила она, но её слова прозвучали как-то неубедительно».

Бэрил тяготит захолустье.

Единственная надежда – наследство. Сэр Чарльз стар и болен, следует только подождать, и она станет леди Баскервиль де-юре и де-факто. Опасность одна – вдруг баронет женится, пойдут дети, – прощай деньги, прощай титул. Лора Лайонс, «дама с весьма сомнительной репутацией» но «очень красивая женщина», определённо интересуется сэром Чарльзом, да и сам баронет проявляет к ней внимание.

От мужа Бэрил узнает, что Лора назначила свидание баронету. Бэрил хочет проучить баронета, показав тому Баскервильское Чудовище. Баронет мнителен, появление страшного пса, грозы блудодеев, поможет отвратить его от замужней дамы. Возможно, она не натравливает собаку, просто приказывает ей побежать в сторону сэра Чарльза – бросает палочку и т. п. Увы, потрясение оказалось слишком тяжелым, сердце старика не выдержало.

Вдруг объявляется Генри Баскервиль. Что ж, это ещё лучше – за него можно выйти замуж!

Прежде всего необходимо, чтобы наследник приехал в Баскервиль-холл. Для этого Бэрил пишет подметное письмо. Нет более верного способа заставить мужчину поступить неразумно, чем обвинить в трусости.

Знаменитые «если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот» – типичный пример ловли на «слабо». Генри Баскервилю не остается выбора – он отправляется в Девоншир: «как бы там ни было, но ответ мой будет таков: ни адские силы, ни людские козни не удержат меня здесь. Я поеду в дом своих предков».

Теперь Бэрил должна привлечь его внимание к себе, красивой загадочной девушке, живущей с недотепой-братцем. Первую атаку она повела на Ватсона, приняв того за нового баронета: «Уезжайте отсюда! – сказала она. – Немедленно уезжайте в Лондон!… – Она сверкнула глазами и нетерпеливо топнула ногой. – Не требуйте объяснений… Неужели вы не понимаете, что я желаю вам добра?»

Атака проведена мастерски. Тут и таинственная загадка, и участие, и ножка (времена-то викторианские), и нарочно надетое «нарядное платье» (химчисток в глуши нет, а платье после прогулок по болотам очень скоро перестает быть нарядным). Правда, поражена ложная цель, но не беда. Сэр Генри покорён: «он увлёкся ею с первой же встречи, и вряд ли я ошибусь, если скажу, что это чувство взаимное», – отмечает доктор Ватсон. Если бы Стэплтон действительно хотел любой ценой заполучить поместье, то должен был бы всячески поощрять увлечение Генри Баскервиля. Но он ведет себя совершенно иначе: «Стэплтон явно не желает, чтобы эта дружба перешла в любовь, и, по моим наблюдениям, он всячески старается не оставлять их наедине», – пишет в отчете доктор Ватсон. «Этот субъект даже близко меня к ней не хочет подпускать», – вторит сэр Генри.

Это не поведение расчетливого негодяя, который именно для подобного случая и представил жену сестрой. Это поведение ревнующего мужа, чувствующего, что жена готова покинуть его ради богатого соперника. Именно Бэрил выгодно быть не женой Стэплтона, а сестрой.

Стэплтон пытается отвадить сэра Генри. Как? С помощью собаки. Сэр Генри здоров, молод, и потому вид адского пса лишь отпугнет его, не нанеся физического вреда.

Но Бэрил против. Гораздо лучше иметь мужем богача-баронета, чем романтика-энтомолога. Она не хочет ни учить детей в школе, ни жить в болотах. Лондон, Париж, Нью-Йорк – вот города, достойные леди Баскервиль.

Бэрил готова сказать сэру Генри «да!». «Ей было хорошо со мной», – радуется сэр Генри. А муж… Пусть заблудится в Гримпенской трясине: «туда-то он найдет дорогу, а обратно не выберется! Разве в такую ночь разглядишь вехи? Мы ставили их вместе, чтобы наметить тропу через трясину. Ах, почему я не догадалась убрать их сегодня!»

Догадалась Бэрил, догадалась! И догадалась откреститься от этого деяния.

Стэплтон пытается любым способом предотвратить уход жены. Он связывает её (Холмс представляет это действо пыткой, но как знать, может, это была особенность супружеских отношений четы Стэплтонов, этакие игры), а затем, отделавшись от назойливого гостя, пускает по следу собаку. Пусть как следует попугает охотника до чужих жен! Но затем он почему-то направляется в сердце трясины. Объяснения Бэрил «там у него всё приготовлено на тот случай, если придется бежать» совершенно неубедительны. Что значит «всё приготовлено»? Прорыт тоннель в Париж или ждёт ковер-самолет? Нет, это не бегство. На отрезанный от мира островок его ведёт иное чувство – отчаяние. Жена предала, собака – убита, мир опостылел. Островок – то место, где можно побыть одному, наедине с природой, где нет измен, докучливых баронетов и врагов, притворяющихся друзьями.

Но миссис Стэплтон – отнюдь не главный злодей, нет!

Милый друг Баскервилей

«Собака Баскервилей» – воистину гениальный детектив. Главный злодей предстает перед нами с первых страниц, а читатель остаётся в неведении и поныне.

Но день настал!

Итак, «что понадобилось человеку науки, доктору Джеймсу Мортимеру, от сыщика Шерлока Холмса?»

На наших глазах Мортимер создает Дело Баскервилей. Сельский врач относится к легенде о собаке очень серьезно – мало того, он её пылкий проповедник! Именно от него узнают о причастности чудовища к смерти Чарльза Баскервиля и Холмс с Ватсоном, и сэр Генри. Странно, что, будучи не только близким другом, но и пациентом Мортимера, сэр Чарльз лишь за три недели до смерти поведал тому о своих страхах. Ещё более странно, что доктор Мортимер сам не догадался о них: в Гримпенском приходе он практикует пять лет, за это время даже нелюбопытный врач выучит местные легенды назубок.

До знакомства с Мортимером Генри Баскервиль тоже знал о легенде, да «не придавал ей никакого значения». Но «научное использование силы воображения» привело к тому, что к финалу повествования сэр Генри из «очень живого, здорового человека» становится неврастеником.

Движущая сила Дела Баскервилей не собака, а страх: чудовища обретают силу, лишь населив человеческое сознание. Роль квартирмейстера берет на себя Мортимер, погружая жертву в атмосферу ужаса: «мороз пробежал у меня по коже», – таково впечатление от слов «человека науки» у приземленного, здравомыслящего Ватсона. А каково было сэру Чарльзу?

Присмотримся к доктору Мортимеру.

Внешне он «весьма симпатичный человек», «нечестолюбивый, рассеянный», но так ли это? «У меня нет докторской степени, я всего лишь скромный член Королевского хирургического общества», говорит он, и в словах слышится горечь. Научные публикации прекращаются с переездом Мортимера в Гримпен – «Прогрессируем ли мы?», «Вестник психологии» (sic!!!), март, 1883. «Я женился и оставил лечебницу, а вместе с ней и все надежды на должность консультанта», – здесь явно проскальзывает недовольство женитьбой. Жена Мортимера замечательна именно своим отсутствием, «жена, о которой нам ничего не известно». Очевидно, что брак Мортимера неудачен: «близкие соседи стараются почаще встречаться друг с другом», но он ходит по гостям один, без жены, в Лондоне он опять один, жена на болотах. Да и то, что Мортимер забывает свою трость, «подарок от друзей ко дню свадьбы», в свете бессмертного учения Фрейда говорит о многом.

Жене муж тоже безразличен: «одет он был… с некоторой неряшливостью: сильно поношенный пиджак, обтрёпанные брюки», – за гардеробом Мортимера она явно не следит.

Мортимер обладает счастливой способностью уметь нравиться, он по душе Холмсу и Ватсону, коллегам и сэру Чарльзу. Несмотря на большую разницу в возрасте и общественном положении, он быстро становится столь близким другом старого баронета, что тот назначает его своим душеприказчиком, завещает тысячу фунтов – сумму по тем временам изрядную.

Но гораздо перспективнее представляется разработка сэра Генри. Стать для него ближайшим другом – вот задача, поставленная Мортимером. Друзья познаются в беде – значит, нужна беда. На болотах разыгрывается трагедия, а Мортимер – автор сценария, актёр и режиссер одновременно. Козлом отпущения он избрал Стэплтона.

Холмс сразу распознает в Стэплтоне Баскервиля. Мортимер, антрополог («это мой конек: надбровные дуги, лицевой угол, строение челюсти»), ещё при первом визите подсказавший Холмсу, что младший брат сэра Чарльза Роджер «как две капли воды похож на фамильный портрет Хьюго», должен увидеть это задолго до Холмса. Несомненно и то, что он, пять лет изучавший стоянки первобытных людей, знает Гримпенскую трясину куда лучше новичка Стэплтона. Вероятно, Мортимер показал путь к островку (на котором есть неолитическое поселение!) Бэрил, а уж она показала его Стэплтону: «мы ставили вехи вместе». Есть неопровержимое доказательство того, что Мортимер знал о логове Собаки. Это останки пропавшего пса Мортимера. Как сумел спаниель пробраться в сердце трясины? И, главное, зачем? Зов пола можно исключить – Собака наверняка была стерилизована, иначе все овчарки («на болотах много овчарок») бродили бы за ней толпами, какое уж тут чудовище, смех… Спаниель сопровождал хозяина, но цепная собака к вторжению на свою территорию отнеслась крайне болезненно…

Никто не поинтересовался, где был Мортимер в ночь смерти сэра Чарльза и в ночь смерти Стэплтона. Такова сила обаяния доктора Мортимера.

В финале книги Мортимер – любимый друг сэра Генри. Вместе с ним он отправляется в кругосветное путешествие, в те времена весьма и весьма длительное, бросив и больных «приходов Гримпен, Торсли и Хай-Бэрроу», и свою невидимую жену. Я не могу настаивать на том, что он склонит сэра Генри к гм… нетрадиционным отношениям, но именно это объясняет многое, включая неудачный брак Мортимера.

Интересно, кому откажет сэр Генри свое состояние?

Конец дела Баскервилей

Утверждают, что книги для писателя – дети, всех он одинаково любит, каждая ему дорога по-своему. Не дети, но духи! Писатель – ученик чародея, причем зачастую даже не ведающий о своем ученичестве. Мнит, будто он мастер, демиург, повелитель мух и вселенных, что все пойманное в чернильнице целиком и полностью принадлежит ему одному. «Захочу – помилую, а захочу – растопчу!» – так, кажется, говаривал купчина у Островского.

Но это верно в отношении духов самого низшего порядка, не духов скорее, а зомби, мертвых телесных оболочек, которыми действительно хоть тын подпирай. «Взвейся да развейся!»

Но если некая искра, уж не знаю, голубая, красная, коснётся пера писателя в момент творения – всё! Теперь неведомо, кто – чей. Как ни пытайся загнать вызванного духа в чернильницу, пустое. День ото дня дух матереет, обрастает плотью, того и глядишь, засунет в чернильницу самого автора.

– Писателев таперича нет! – горько рыдал мой коллега, когда ни друзья, ни приятели, ни даже враги не захотели признать в нем творца некоего опуса в чёрной обложке. Фамилия не твоя, личность не твоя, а девичья, очень симпатичная, и вообще, она за границею на ярмарке была, а ты дальше Борисоглебска никуда и не выезжал.

– П-проект, – рыдал коллега, – коллективный труд.

– Тогда утри сопли и пиши что-нибудь своё. Нетленное.

– Не могу. Он не пускает.

– Ратник… – и коллега пошел дописывать двадцать восьмую главу серийного детектива «Ратник во тьме».

Бороться с недотыкомкою сложно. Можно взять и сжечь рукопись, а чернильницу – о стену вдребезги! Можно просто поселиться в особняке на берегу тихой великой реки и всю оставшуюся жизнь тайком (но чтобы все знали!) писать великий роман о великом человеке (Кому Нужно, поймут!), можно заколоть героя на глазах почтенной публики, но куда надёжнее разделаться с ним по-свойски, по-писательски. Пусть знает, кто в чернильнице хозяин.

Артур Конан Дойль так и поступил – причем с присущим англичанину тактом и юмором. Он публично высмеял своего демона – но увидели это лишь посвящённые зелаторы (может, и вовсе один).

Действительно, быть известным лишь благодаря Шерлоку Холмсу довольно унизительно. Простенькие рассказы, поначалу воспринимавшиеся как подспорье, «джентльмен в поисках гинеи», взяли автора в полон. Мистер Холмс постепенно вытеснял Артура Конан Дойля, и со временем победа доктора Хайда казалась неизбежной.

А что мистер Холмс был скорее Хайдом, нежели Джекилом, кажется мне вполне вероятным. Кто вы, мистер Холмс? Какая причина заставляет вас тосковать в безмятежные дни и расцветать, оживая, при виде трупов и человеческого горя? Почему из всех профессий вы, человек недюжинного ума, имеющий влиятельного брата, выбрали именно ту, которая… Впрочем, остановлюсь, а то размахнусь еще на дюжину страниц.

Важно другое – Конан Дойль стал тяготиться своей тенью. Он, автор множества романов, спирит-эксперт, воспринимался как создатель дешевенького бульварного чтива (дешевенького в переносном смысле: Холмс по-своему был щедр с доктором Конан Дойлем).

Тарас Бульба, человек прямой, сказал: «Я тебя породил, я тебя и убью!»

Пробовали. Не получилось (мне и сейчас Андрий понятней Остапа). Холмс вынырнул со дна Рейхенбахского водопада ещё более могучий, чем до падения. Договор подписан не кровью – чернилами!

Нет, дуэль с тенью должна быть иной, публичной, а выбор оружия – не духовое ружьё, а интеллект и юмор.

И она случилась!

«Собака Баскервилей» и есть знаменитая дуэль писателя с тенью. Конан Дойль «идет на вы», предупреждая Холмса словами д-ра Мортимера: «Слепок с вашего черепа, сэр, мог бы служить украшением любого антропологического музея до тех пор, пока не удастся получить самый оригинал». Мортимер явно начинает охоту на Холмса! Все перипетии честно разыгрываются перед глазами читателя. И Холмс бессилен! В своем расследовании я не ответил на ряд вопросов: кто следил за Холмсом в Лондоне? кто украл ботинок сэра Генри? кого ждал Селден, кружа у Баскервиль-холла? – но зачем лишать читателя удовольствия собственного расследования…

В отчаянии Холмс вешает на несчастного Стэплтона всех собак в округе, облыжно обвиняет во всех нераскрытых кражах и грабежах («он уже давно был опасным преступником»), не приводя, разумеется, ни единого доказательства.

Да он и сам знает о шаткости собственных позиций: «Все это одни догадки и предположения. Нас поднимут на смех в суде, если мы явимся туда с такой фантастической историей и подкрепим её такими уликами».

Холмс пляшет под дудочку Мортимера (который, безусловно ехидствуя в душе, сообщает Холмсу о привезенных из Южной Америки сэром Чарльзом научных материалах, на основании которых они долго спорили с баронетом о сравнительной анатомии бушменов и готтентотов), преследуя невинного Стэплтона. Увы, итог дела – ноль. В суд представить Холмсу нечего, разве труп убитой собаки. Но публика кричит «ура!» великому Холмсу. Пусть её. Зато Конан Дойль свободен! Он показал истинную цену своему герою, и теперь Холмс будет прыгать через барьер столько раз, сколько ему прикажет Хозяин.

Где находится Гримпенская трясина

Гримпенская трясина и болота снимались в уезде Ляэнемаа, волость Кулламаа, посёлок Ристи. Болото Куйстлемма отлично сыграло роль знаменитых торфяных топей Дартмура.

Правда в Эстонии в отличие от Дартмура трудно сыскать холмы, так что их с успехом заменила одна из каменоломен Таллина, сейчас это жилой район по улице Кадака в районе дома 191, а также отвалы породы химического комбината под Таллином.

Если внимательно посмотреть фильм, то можно увидеть, что оператор все время показывает болота с одной стороны, и это понятно, съемка велась с трассы Таллин-Хаапсалу. Так что такую красоту можно наблюдать из окна автомобиля, если вам вдруг случиться ехать по этой дороге.

Может даже услышите знаменитый вой собаки Баскервилей. :)

Где-то в этом направлении безвозвратно убежал бедный Снуппи. «Пропал Снуппи. Ушёл на болото — не вернулся».

«…еще рано любоваться красотами наших болот, орхидеи еще не зацвели».

А в этом строении прятался Шерлок Холмс и вел свои наблюдения. Тут же неподалеку беглого каторжника Селдена загрызла собака Баскервилей. Это строение является развалинами мельницы голландского типа, который в Эстонии предостаточно. Здесь то и обнаружил доктор Ватсон своего друга.

Навел же на место лежки Шерлока Холмса склочный старик Френкленд , он показал это место доктору Ватсону в подзорную трубу.

Пересматривая фильм в сотый раз интересно подмечать детали, киноляпы. Вот пример, крыша Лефтер-холла, где живет старик Френкленд покрыта железной черепицей, чего во времена действия романа Конан Дойла быть не могло.

Баскервиль-холл снимали в Таллине, причем натурой служили два здания. В том эпизоде, где доктор Мортимер , в исполнении Евгения Стеблова, рассказывает легенду рода Баскервилей фигурирует замок Глена, он находится в Таллине на улице Вана-Мустамяэ 48. Именно здесь пленница Хьюго Баскервиля спускалась по плющу из окна башни замка.

Баскервиль-холл 19-го века играл замок графа А.В. Орлова-Давыдова (замок Маарьямяэ), что в Таллине на Пирита теэ 56. В нем располагается Музей истории Эстонии. Здесь Бэрримор , в исполнении Александра Адабашьяна, встречал сэра Генри , в исполнении Никиты Михалкова.

Узнаете? Это Меррипит-хаус, дом Степлтонов . Снимали его в деревне Кадарпику, волость Таэбла, уезд Ляэнемаа, Эстония. В этом доме размещен музей известного эстонского художника Антса Лайкмаа.

Именно сюда пригласил на ужин коварный Джек Степлтон, которого блестяще сыграл Олег Янковский, наследника Баскервилей сера Генри. Неподалеку от него инспектор Лестрейд застрелил собаку Баскервилей.

НАСТОЯЩАЯ Гримпенская трясина находится в графстве Девоншир, Англия. Вернее в области Дартмур.

В советском телефильме режиссера Масленникова «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Собака Баскервилей » болота Дартмура снимали в Эстонии.

Оставляю на ваше усмотрение судить о том, какие болота красивее около эстонского поселка Ристи или Дартмура.

Мне больше понравились эстонские, что сняты в нашем фильме, но прелесть болот Дартмура еще и в окружающих его холмах, в точности как описано у Конан Дойля.

Графство Девоншир вообще примечательное местечко Англии: малонаселенное, холмистое и болотистое. В Англии очень распространен пеший туризм.

Дорожная сеть здесь хорошо развита, деревенских гостиниц достаточно, так что можно выйти на какой-нибудь железнодорожной станции в графстве Девоншир, и неспеша погулять несколько дней, пройдя пару десятков километров. Что и предлагаю вам сделать, только виртуально, и несколько дней, а несколько минут.

Название «Гримпенская трясина » Конан Дойл конечно же выдумал, но у этих болот есть реальный прототип.

Как полагает исследовательница Сабина Бэринг-Гоулд, Гримпенской трясиной скорее всего может быть болото Фокс Тор возле одноименного холма в центре Девоншира. Большинство холмов в этом графстве носят название тор.

Вот примерно на этих просторах мистер Стэплтон мог держать свою собаку Баскервилей. Болота здесь торфяные, одни из самых опасных, так как открытой воды и топи практически нет, а есть довольно плотный ковер из мхов и сфагнумов.

По этому ковру вполне можно ходить, но и прорваться он может в любую секунду, и человек уйдет на дно в считанные секунды, как нож в масло.

Эту местность человек каменного века заселил 6000 лет до н.э., когда отступил ледник. Земля Дартмура буквально кишит неолитическими стоянками, их здесь более 500.

Не захотите, все равно наткнетесь на россыпь камней когда-то образовывавших хижины, землянки, каменные мосты через ручьи и реки.

А это вполне мог быть Мерипит-хаус.

К слову сказать, Вильгельм Оранский именно с графства Девоншир начал свою Славную революцию в 1688 году.

Еще из знаменитостей родом из этих краев известные моряки Фрэнсис Дрейк и Уолтер Рейли, писательница Агата Кристи , вокалист рок-группы Coldplay Крис Мартин.

Здесь бы мог укрываться беглый каторжник Селден.

А здесь Шерлок Холмс вести тайное наблюдение.

Большую площадь Девоншира занимают национальные парки. А основной статьей дохода графства является туризм. В 19 веке, после строительства железной дороги, по которой, кстати, приехали сэр Генри и доктор Ватсон , был развит прибрежный туризм.

Наименование Девон вы могли слышать в геологии, ученый Адамом Седгвик в честь Девоншира назвал одну из геологических эпох. А побережье Восточного Девона единственное во всей Англии место находящееся под защитой ЮНЕСКО как Юрское побережье.

«Парк юрского периода » смотрели? Кости динозавров одними из первых нашли именно здесь.

Надо сказать, что фильм «Собака Баскервилей» снят очень близко к тексту, и помимо того добавил ряд деталей, которые делают атмосферу фильму.

В частности знаменитые диалоги сэра Генри и Бэрримора, попойка сэра Генри и Доктора Ватсона. По книге сэр Чарльз Баскервиль погибает в июле, а расследование ведется в ноябре, отличие же фильма в том, что Чарльз Баскервиль погибает в январе, а сэр Генри приезжает в Баскервиль-холл в начале весны.

Вообще в Дартмуре время как будто остановилось в 19 веке, или даже может быть раньше. Повсюду здесь можно встретить пастбища огороженные каменной изгородью, пасущихся овец, девонширских пони, вересковые пустоши, развалины старинных зданий.

Шерлок Холмс писателю изрядно надоел, и в 1891 году автор «прикончил» проницательного сыщика: тот пал от руки авторитета лондонского преступного мира — профессора Мориарти, который, срываясь с обрыва, захватил с собой на дно Рейхенбахского водопада и Шерлока Холмса («Последнее дело Холмса»). Кстати, на смотровой площадке перед водопадом через 100 лет установили памятную табличку.

Но воспротивились читатели во главе с самой британской королевой Викторией. Ее Величество потребовали воскресить Холмса! Так родилась «Собака Баскервилей», которой суждена была долгая и счастливая жизнь в сердцах читателей.

Воодушевленный королевским «приказом», писатель задумал один из самых своих запутанных сюжетов. В его основе — расследование смерти сэра Чарльза Баскервиля с «нагрузкой» в виде семейной легенды о дьявольской собаке, преследующей род Баскервилей. Шерлок Холмс и доктор Ватсон — снова при деле!

Придуманная Англия

Режиссер Игорь Масленников вовсе не был поклонником Конан Дойла, считая его писателем посредственным, и ни о каком сериале про похождения сыщика Холмса не помышлял. Но кинодраматурги Юлий Дунский и Валерий Фрид предложили готовый сценарий по двум рассказам британского сочинителя. Они увлекли Масленникова не столько детективным сюжетом, сколько «игрой в англичанство» (так он позже сформулирует свою затею). «Да у нас была никакая не Англия, а то, какой мы себе представляли эту самую Англию», — объяснял в одном из интервью Игорь Федорович.


Выбор актеров — Василия Ливанова на роль Холмса и Виталия Соломина на роль Ватсона — пришлось отстаивать в Гостелерадио. Там и слышать об этих исполнителях не хотели. Но режиссер их отстоял. У Ливанова он увидел занятную манеру: принять величественную позу и нести ее — из кадра в кадр. Холмс действительно получался в каком-то смысле позер. Но уж чрезвычайно достоверный. Кого только Масленникову на главную роль не предлагали — и звезд прибалтийского кино, и всегда загадочного Александра Кайдановского. Пробовались Сергей Юрский, Олег Янковский. В пользу Ливанова неожиданно «сработал» современник Конан Дойла, первый иллюстратор его книг Сидни Пэджет. На его, ставших сейчас каноническими, рисунках Холмс — высокий, худой, скуластый человек в «крылатом» пальто-накидке и клетчатой шапке с двумя козырьками (этих одеяний, кстати, в произведениях Конан Дойла не было, такую шапку вообще носили лишь в сельской глуши, она называлась «шапка для охоты на оленей»). Фотографию Ливанова сличили с рисунками — и сомнения отпали даже у чиновников из Гостелерадио.

Олег Янковский, мастер «отрицательного обаяния», был еще и любимым актером режиссера Игоря Масленникова

У Виталия Соломина тоже были конкуренты: Олег Басилашвили, Юрий Богатырев, Александр Калягин и Леонид Куравлев. Никто, кроме режиссера, категорически не видел в Виталии Мефодьевиче англичанина: русская курносая физиономия. За актера вступился… сам сэр Артур Конан Дойл: на одной из фотопроб Соломин с наклеенными усами оказался поразительно похож на писателя.


Путь в сыщики актеру Бориславу Брондукову, блистательно сыгравшему инспектора Лестрейда, попытался преградить тунеядец и алкоголик Федул из популярной комедии Георгия Данелии «Афоня» (чиновники считали, что сыграть англичанина актеру не под силу). Но усилиями режиссера Федул все же превратился в Лестрейда, и иного инспектора теперь представить невозможно. Масленников объяснил свое решение так: «Все наши комики — какие-то очень уж русские, найти «англичанина» — проблема. А Брондуков был и комичным, и, как мне казалось, интернациональным». Правда, речь у него была совершенно не английская — с украинским говорком. В результате Борислава Николаевича озвучивал известный дубляжник Игорь Ефимов.

Мало кто знает, что Борислав Брондуков во всех отечественных фильмах про Шерлока Холмса «говорит» не своим голосом. Его озвучивал известный дубляжник Игорь Ефимов (с Василием Ливановым)

А уж как тяжело пришлось с миссис Хадсон — Риной Зеленой! Чиновники говорили: «Она же старая, выжила из ума! Ничего не помнит!» Потом Владимир Дашкевич, композитор этого детективного сериала, вспоминал: «Я ни за что бы не придумал свою лирическую мелодию к «Собаке Баскервилей», если бы не трогательный образ, созданный Риной Зеленой».


Музыка Дашкевича стала визитной карточкой сериала. Чтобы композитор написал «английскую» музыкальную тему, режиссер буквально заставлял его по ночам слушать «вражьи голоса» — заставки к программам о культуре на радио Би-би-си, а композитор долго и упорно от этого отлынивал. Пора сдавать материал. Масленников звонит Дашкевичу, тот садится за рояль и слету наигрывает первую пришедшую ему в голову мелодию. Так эта знаменитая музыка и родилась.

Страсти с иронией

Успех телефильмов по произведениям Конан Дойла был таким оглушительным, что отечественные издатели, быстро сориентировавшись, стали печатать истории о Холмсе огромными тиражами. Подобную «холмсоманию» в России можно было наблюдать только в начале XX века, когда спросом пользовались даже дешевые подделки под английского классика: ими были увлечены все — от сельских учителей до царя. Есть свидетельства, что за несколько дней до расстрела Николай II перечитывал «Собаку Баскервилей».


А в том, что режиссер взялся-таки за экранизацию «Собаки…», «виноват» сам зритель, который забросал письмами: если уж взялись за Шерлока Холмса, то как вы можете пройти мимо такого шедевра? Вмешалась и магия чисел. До этого были сняты два фильма — по две и три серии, и авторы рассудили: хорошо бы закончить цикл двухсерийной «Собакой…». Красивые, мол, цифры: три фильма, семь серий. И, наконец, всех сразил режиссер, сообщив, что планирует собрать в картине «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Собака Баскервилей» звездный состав, а страшный конандойловский детектив превратить… в комедию. Игорь Федорович уловил в повести легкую иронию — и не ошибся. Были приглашены актеры: Олег Янковский — коварный Джек Стэплтон, Ирина Купченко — его несчастная жена Бэрил, Алла Демидова — обманутая Лора Лайонс, Евгений Стеблов — доктор Мортимер и добрейший владелец кокер-спаниеля Снуппи. Одну из своих последних ролей, сутягу Френкленда, сыграл корифей отечественного кино Сергей Александрович Мартинсон.

Одну из своих последних ролей в картине «Собака Баскервилей», сутягу Френкленда, сыграл корифей отечественного кино Сергей Александрович Мартинсон

Ирина Купченко сыграла жену коварного Джека Стэплтона

Еще о пробах. На роль Стэплтона рассматривались Александр Кайдановский, Юрий Богатырев, Олег Даль. Но Янковский, мастер «отрицательного обаяния», был еще и любимым актером Масленникова — снимался у него до этого в фильмах «Гонщики», «Под каменным небом». Не довелось сыграть жену злодея Любови Полищук, Светлане Тома, Жанне Болотовой, Анастасии Вертинской, Матлюбе Алимовой, Светлане Орловой. К роли доктора Мортимера примеривались Анатолий Солоницын, Игорь Ясулович, Петр Меркурьев, Эдуард Марцевич и Сергей Заморев. А Лорой Лайонс могли бы стать Марианна Вертинская, Ирина Муравьева, Елена Коренева, Лариса Удовиченко.

Лорой Лайонс могли бы стать Марианна Вертинская, Ирина Муравьева, Елена Коренева, Лариса Удовиченко, но выбор пал на Аллу Демидову (с Василием Ливановым)

Овсянка, сэр!

На поиски натуры Масленников отправился в Эстонию. Баскервиль-холл нашли в Таллине — настоящий английский дом с лужайками. В Эстонии же отыскали подходящие болота, и художник картины Белла Маневич привезла огромные камни из картона: Девоншир славится своими валунами.


С самого начала проект преследовали неприятности. Прямо перед съемками в больницу с инфарктом увезли оператора-постановщика и одного из авторов сценария Юрия Векслера, создателя визуальной стилистики сериала, мужа Светланы Крючковой. «Весь образ картины был задан, конечно, Юрием Векслером, блестящим художником, потрясающим оператором, — рассказывал о нем Василий Ливанов. — Я никогда не видел, чтобы оператор приходил в гримерку, садился напротив актера и смотрел очень внимательно на него, когда тот гримируется, разговаривал с ним. Потом я понял: он рассматривает актера». Векслер встречал актера на пороге студии и не отходил от него до конца съемок. «Если Юра видел, что актер готов, — вспоминала Светлана Крючкова, — говорил: «Снимаем сейчас, потому что через 15 минут актер перегорит».

Павильонные съемки на «Ленфильме» согласился провести Дмитрий Долинин, а Владимир Ильин затем снял натуру.


Наконец почти все готово. Осталось дождаться приезда из Москвы актера, который сыграет сэра Генри. В этой роли Масленников планировал снимать Николая Губенко (пробовался и Игорь Васильев). «Мне казалось, что это должен быть этакий американский фермер, приехавший в Англию, техасец, в сапогах из свиной кожи, в стетсоне (ковбойская шляпа), у которого простое, рубленое лицо… Но Николай отказался». В дни съемок приезжают Никита Михалков и Александр Адабашьян. На «Ленфильме» они появляются случайно. И Масленников вдруг видит в Никите Сергеевиче эдакого персонажа из оперетты «Роз-Мари» — техасца с седлом под мышкой и закрученными усами — совершенно непохожего на Губенко.

Режиссер Игорь Масленников увидел в Никите Михалкове эдакого персонажа из оперетты «Роз-Мари» — техасца с седлом под мышкой и закрученными усами

С первой сцены в кадр шагнул персонаж из американских комиксов. Сэр Генри шумел, пил, взламывал шкафы со спиртным. Единственным, кто мог хоть как-то сдерживать шумного гостя, должен был стать дворецкий Бэрримор — хранитель английских традиций, ключей и домашних запасов виски. На эту роль пробовали Александра Пороховщикова и Бориса Иванова, но они так и не были утверждены.


Образ, впоследствии ставший знаковым для Александра Адабашьяна, своим рождением тоже обязан случаю. Масленников заметил, что Михалков с Адабашьяном шушукались, обсуждали его режиссуру. И тогда режиссеру пришла в голову счастливая идея: «занять делом» приятеля Никиты Сергеевича. И ему была предложена роль дворецкого. Александру Артемовичу сбрили усы и приклеили шкиперскую бороду. Эту свою работу кинодраматург, художник, режиссер и актер Адабашьян вспоминает с удовольствием. А знаменитая фраза «Овсянка, сэр!» стала его визитной карточкой. Если помните, кашу он раскладывал по тарелкам с особым достоинством. Варила ее ассистентка по реквизиту. Поначалу женщина приносила овсянку в маленькой кастрюльке, потом — в огромной: ведь группа могла уничтожить эту вкуснятину еще до съемок!


Сомнений по поводу того, кто будет играть ту, чей несчастный брат-каторжник будет трястись от страха на болоте и в конце концов вместе с кокер-спаниелем Снуппи падет жертвой зловещей собаки, — миссис Элизу Бэрримор, жену Джона Бэрримора, экономку сэра Генри не было. Была выбрана беременная Светлана Крючкова. «Я хотела отказаться от роли, потому что этот персонаж все время рыдал. Я боялась потерять ребенка. Юра лежал с инфарктом в больнице. А я должна плакать… Но я пошла парадоксальным путем: стала, проговаривая текст, улыбаться, смеяться. «Значит, убийца Селден — ваш брат?» Я: «Да, сэр!» — улыбаюсь. И начинаю рассказывать историю, которую отчасти придумал Саша Адабашьян: «Это был настоящий ангел, он просто попал в дурную компанию…»

Во время съемок актриса Светлана Крючкова ждала своего первого ребенка — Митю (с Александром Адабашьяном)

Во время съемок актриса ждала своего первого ребенка — Митю. Дома, в Питере, она хранит альбом, в котором ее сыну оставляли свои пожелания участники проекта. Одна из первых записей сделана рукой «знаменитого сыщика». Со свойственной Ливанову скромностью он написал: «Дмитрий Юрьевич, постарайся жить так, чтобы люди говорили: «Это было после Василия Ливанова до Д. Ю. Векслера». Дядя Вася».

«Ужасный» любитель тортов

Но самой проблемной стала роль собаки Баскервилей: специально подобранный крупный дог оказался существом невероятно добродушным. Единственным злодейским поступком пса было то, что он съел торт, предназначавшийся Виталию Соломину на день рождения.


Тем не менее в кульминационной сцене на всякий случай решили снимать не Михалкова, а хозяина собаки, переодетого в костюм сэра Генри. Раз шесть выезжали в ночь. Но собака, подбежав к хозяину, послушно ложилась у его ног. Пришлось делать сцену в три эпизода. Первый: бежит собака, на которую надета черная бархатная попона со светящимся в темноте черепом из светоотражающей ткани (как, например, у дорожных рабочих). Конан Дойл был большой шутник — придумал, что собаку можно покрыть фосфором. Но кинологи-то знают: это испортит ей нюх! Следующий эпизод — нападение. Собаку снимали отдельно, а уже потом на монтаже совмещали ее изображение с убегающим и падающим сэром Генри. Третий эпизод — выразительные крупные планы монстра, который вгрызается в Генри Баскервиля. Здесь видна только морда собаки. До сих пор она хранится в частной мастерской художника-бутафора Маргариты Скриповой-Ясинской. И сделана она из папье-маше, вешалки, скрепочек, лесочек, елочных игрушек и шланга от душа. В общем, мастерские Голливуда отдыхают.

Масленников рассказывал: «Мы и не добивались того, чтобы зрителя пробивала дрожь. Всем было забавно наблюдать, как испугается Генри Баскервиль, на­ткнувшись на собаку. Так что это не хоррор. Это комедия». Смеха на площадке было много, и это настроение передалось и зрителям. «Придумывали на ходу. Вот это, например, — Михалков кричит: «За кого вы меня принимаете? За дурачка?» — и стучит по голове. Потом Михалков с Соломиным сымпровизировали, как они от страха напиваются», — вспоминала Светлана Крючкова. Актеры соревновались, кто кого перешутит. Чтобы «расколоть» Адабашьяна в сцене, когда Бэрримор раскладывает кашу, Соломин положил рядом с тарелкой листок, весь исписанный словами «Бэрримор — дурак!».

Чтобы «расколоть» Александра Адабашьяна в сцене, когда Бэрримор раскладывает кашу, Виталий Соломин положил рядом с тарелкой листок, исписанный словами «Бэрримор — дурак!» (на фото — Никита Михалков, Александр Адабашьян и Виталий Соломин)

И над Виталием Мефодьевичем тоже шутили. Он ревностно относился к тому, что кого-то снимают крупным планом, а не его. «Во время работы над сценой в башне, когда Бэрримор подает знак моему «брату» и я врываюсь, чтобы его защитить, — вспоминала Светлана Крючкова. — Шандал со свечами был в руках у Соломина, и он меня все время

поворачивал спиной к оператору. Михалков подошел и мне на ушко шепчет: «На репетиции не спорь с Соломиным, подчиняйся, а будет съемка, так ты войди и возьми у него из рук этот шандал». Я так и сделала. Соломин растерялся, спросил: «Значит, убийца Селден ваш брат?» Я повернулась к нему, то есть спиной к оператору, а потом вдруг развернулась к Михалкову, хозяину, выпалила: «Да, сэр», — и произнесла свой монолог на крупном плане».

Хватало и забавных ситуаций, например, перед сценой рокового побега кокер-спаниеля Снуппи стало известно, что Евгений Стеб­лов спешит на спектакль, вернее, на поезд в Москву. Решили работать с первого дубля. Но после съемок, когда актер просто отошел в сторону, ожидая, пока съемочная группа соберет весь скарб, все собрались и уехали. А Евгений Юрьевич остался один. Через полчаса, конечно, вернулись, и на поезд актер успел.

Доктора Мортимера и добрейшего владельца кокер-спаниеля Снуппи сыграл друг Никиты Михалкова Евгений Стеблов (с Виталием Соломиным и Василием Ливановым)

Фильм «Собака Баскервилей» вышел на экраны в 1981 году. В Советском Союзе его полюбили сразу и навсегда. А через несколько лет с русскими Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном познакомились и на исторической родине героев. Русская игра «в англичанство» британцам понравилась. Английская критика писала: «Русские вернули нам наших национальных героев, вернули человечность». Скромный Игорь Масленников, впрочем, считает: «Просто мы вытянули счастливый билет».

Цитаты из фильма

— Вы с оружием, Лестрейд?

— Ну, раз на мне брюки, значит, и задний карман на них есть. А раз задний карман есть, значит, он не пустой.

— Что это, каша что ли?

— Овсянка, сэр!

— Послушайте, Бэрримор, а нет ли чего-нибудь другого? Ну, я не знаю, котлеты, мяса?

— Мясо будет к обеду, милорд.

— Ваш череп мог бы послужить украшением любого антропологического музея.

— Я польщен…

— Интересно, Ватсон, что вы скажете об этой трости?

— Можно подумать, что у вас на затылке глаза.

— Дорогой друг, если бы вы читали мою монографию об органах осязания у сыщиков, вы бы знали, что на кончиках ушей имеются такие тепловые точки. Так что глаз на затылке у меня нет.

— Он видит ваше отражение в кофейнике.

— За кого меня принимают в этой гостинице? За дурачка? За дурачка. Если этот болван не найдет мой башмак, я устрою грандиозный скандал!

— Узнаете, Ватсон, этот ботинок? Его родной брат сгорел в камине гостиницы «Нортумберленд». Два башмака, а какие разные судьбы.

— Пропал Снуппи. Ушел на болота и не вернулся.

— А вы что, Баскервиль, не любите овсянку?

— Ненавижу.

— Ватсон, посветите мне, пожалуйста. Вы ничего не замечаете?

— Силы небесные!

— Вот так начнешь изучать фамильные портреты и уверуешь в переселение душ.