Пожалуй, в жизни ни одного монарха не было столько сенсаций, одни только разговоры о которых повергали бы в трепет что современников, что потомков. Да и само его рождение – сенсация…

А ведь казалось, все исходные данные абсолютно ясны: император Павел Петрович – наследник императорской четы Петра III и Екатерины II. Родители Павла – монархи вполне легитимные. Отец, Петр III, хоть и был выписан тетушкой императрицей Елизаветой Петровной из далекой Голштинии, но к российскому трону отношение имел самое прямое. Он был сыном принца Голштейн-Готторпского и цесаревны Анны Петровны, а значит, внуком самого Петра Великого. Елизавета Петровна, будучи бездетной, объявила сына обожаемой сестрицы Аннушки законным наследником, хоть и поняла, что племянник не силен умом. Но деятельная тетушка приняла свои меры – сыскала умную невесту – Софию-Фредерику-Августу, принцессу Ангальт-Цербстскую, принявшую в России имя Екатерина Алексеевна. И каковы бы ни были сомнения в родовитости невесты, но венчание состоялось, а значит, первенец этой пары автоматически становился законным наследником трона.

Так отчего же весь двор шептал, что родившийся у Екатерины малютка Павел Петрович – персона нелегитимная для трона?

Всем известно, что личная жизнь молодых супругов Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны не задалась. Можно сказать, что ее вообще не было: Петр интересовался не прелестями юной супруги, а воинскими маневрами. К тому же красивая и умная женушка пугала малограмотного Петра, он явно отдавал предпочтение совершенно глупым дурнушкам. Словом, вплоть до начала 1752 года бедная Екатерина оставалась невольной девственницей. Такое положение вещей приводило императрицу Елизавету сначала в недоумение, потом в ярость. Для устойчивости трона необходима была династия, а недалекий Петруша не собирался подарить Елизавете внука. И тогда мудрая правительница предприняла свои меры – «интригу по созданию наследника».

С. Щукин. Портрет Павла I. 1797

На Пасху 1752 года наперсница юной Екатерины фрейлина Чоглокова представила своей патронессе двух молодых красавцев лучших кровей – Сергея Салтыкова и Льва Нарышкина. Оба начали бурно ухаживать за Екатериной, но та выбрала Салтыкова. Однако ни на что, кроме робких улыбок, не осмелилась – опасалась гнева императрицы Елизаветы. Но в один из вечеров юная Екатерина услышала совершенно бестактное, на ее взгляд, предложение. Пронырливая Чоглокова заявила девушке, что супружеская неверность, конечно, вещь осуждаемая, но случаются «положения высшего порядка, ради которых следует сделать исключение». Словом, Екатерине предлагалось незамедлительно приступить к «созданию наследника», пусть и не с законным мужем. Бедная девушка только ахнула: «Что обо мне скажет матушка императрица?» Чоглокова умильно улыбнулась и прошептала: «Скажет, что вы исполнили ее волю!»

Вот так и произошло сближение Екатерины с Сергеем Салтыковым – в интересах «высоких государственных соображений». Но ребенок не давался легко. Два раза Екатерина теряла дитя – первый раз из-за тряски в карете, когда Елизавета потащила невестку с собой в путешествие. Второй раз – после бурных танцев на балу, в которых невозможно было не участвовать, ведь Елизавета обожала танцы до упада и требовала, чтобы ее примеру следовали все. После этих печальных событий Салтыков стал более холоден к Екатерине. Может, ему надоело участвовать в «забавах высшего порядка», может, хотелось погулять вволю, а тут приходилось «держать верность» Екатерине, не искушенной в любовных ласках. Но возможно, случилось и нечто непредвиденное: законный супруг Петр Федорович вдруг очнулся и, надавав любовнику пощечин, пожелал «познать» собственную супругу.

Правда, являлся всегда пьяным, но Екатерина не гнала его. Она, конечно, понимала, что императрица Елизавета мечтает о любом внуке, но сама она, мудрая не по годам, жаждала иметь наследника от законного мужа.

Как события развивались далее – покрыто мраком. Одни мемуаристы считают, что родившийся 20 сентября 1754 года долгожданный младенец Павел – сын Салтыкова, другие же, в том числе и сама Екатерина в собственных «Записках», утверждают, что Павел – действительно сын ее супруга Петра. В пользу первой версии говорит сохранившийся текст доклада доверенного канцлера Бестужева-Рюмина императрице Елизавете, где есть и такие строки: «Начертанное по премудрому соображению Вашего Величества восприняло благое и желанное начало, – присутствие исполнителя высочайшей воли Вашего Величества теперь не только здесь не нужно, но даже к достижению совершенного исполнения и сокровению на вечные времена тайны было бы вредно. По уважению сих соображений благоволите, всемилостивейшая государыня, повелеть камергеру Салтыкову быть послом Вашего Величества в Стокгольме при короле Швеции». Словом, еще в те времена сделавших свое дело и ставших неугодными «друзей» отсылали в почетные ссылки. Однако в пользу второй версии (Павел – законный сын Петра Федоровича) говорит вещь совершенно неоспоримая – сын был похож на отца, и по истечении времени сходство только усиливалось.

Исходя из этого, строки канцлера можно прочесть и по-иному. Салтыкова удаляли от двора не только для того, чтобы он не болтал лишнего о связи с Екатериной, но главным образом потому, что «создание наследника» произошло наиболее нравственным путем – муж и жена сами решили свои проблемы. Потому-то, как выразился канцлер, «присутствие [Салтыкова]… теперь не только здесь не нужно, но даже… было бы вредно».

Словом, наследник родился, интрига ушла в песок. Но загадка не разрешилась, а потому возникли новые домыслы. Самая удивительная версия опубликована писателем Герценом, во время его «лондонского сидения» еще в 1861 году. Согласно ей и третий ребенок, которого Екатерина зачала от Салтыкова, родился мертвым. И тогда Елизавета, отчаявшаяся получить внука-наследника (ведь у юной Екатерины это уже третья «женская неспособность»!), приказала срочно подменить младенца. Живого ребенка сыскали неподалеку – в деревне Котлы под Ораниенбаумом в чухонской семье (так тогда звали финнов, которые в большом количестве проживали вокруг Петербурга). Живого мальчика привезли Елизавете, а Екатерину, еще не знавшую о мертвом ребенке, бросили в холодном коридоре без ухода, даже воды попить не давали. Возможно, как говорится в статье, «пустая и злая императрица Елисавета» хотела, чтобы роженица умерла. Но сильный организм Екатерины выдержал, и она начала поправляться. Тогда Елизавета пошла на новую уловку: чтобы мать не поняла, что это не ее младенец, императрица еще больше месяца не давала Екатерине даже взглянуть на сына.

На первый взгляд – версия, достойная приключенческого романа. Но, как ни странно, у нее обнаружились весьма достойные свидетели. Рядом с деревней Котлы находилась усадьба Карла Тизенгаузена. Во времена случившегося он был юношей, но отлично запомнил, что в одну ночь вся деревня Котлы была стерта с лица земли, а всех ее жителей военные погрузили на подводы и вывезли на Камчатку. Карл Тизенгаузен впоследствии рассказал об этом ужасном происшествии своему сыну – Василию Карловичу. Ну а слово того стоило доверия, ведь Василий Тизенгаузен был храбрым полковником российской армии, впоследствии членом Южного общества. В 1826 году вместе с другими декабристами он был осужден и сослан в Сибирь. Там-то полковник и написал воспоминания, назвав правду о наследниках Романовых «хуже всякой лжи».

В начале 1820-х годов произошло еще одно событие, подтверждающее невероятную «чухонскую легенду». С далекой Камчатки в Петербург явился некий Афанасий, объявивший, что он – брат Павла I, покойного к тому времени, и, соответственно, родной дядя правящего императора Александра I. Болтающего невесть что старика посадили в Петропавловскую крепость. Но…

Член Государственного совета Дмитрий Ланской поведал своему племяннику князю Александру Одоевскому, что к императору Александру Павловичу тайно по ночам привозят из Петропавловки некоего старика, необычайно похожего на покойного Павла I. Александр долго с ним разговаривает и часто вздыхает.

Что ж, если Александр действительно приходился сыном «чухонскому ребенку», было о чем вздыхать. Но может, мудрый Александр вздыхал потому, что снова и снова убеждался: Россия – необыкновенная страна. Другие государства любого известного человека готовы посчитать «персоной королевских кровей», а у нас даже законного царя рады унизить до «чухонца». А ведь Александр однажды спросил свою бабку, Екатерину Великую, кто же его отец, и та молча положила перед внуком две миниатюры – мужа Петра III и сына Павла I. Сходство было полным.

В эту эпоху существенно отличается от предшествующих периодов, что связано прежде всего с личностью Павла I, сына Екатерины II и Петра III, во многих поступках которого трудно найти преемственность; его действия порой были совершенно непредсказуемы и лишены всякой логики. Российская политика в те годы вполне соответствовала личности императора - человека капризного, переменчивого в своих решениях, легко сменявшего гнев на милость, к тому же подозрительного и мнительного.

Екатерина II не любила своего сына. Он рос в удалении и в отчуждении от нее, порученный воспитанию Н.И. Панина. Когда он вырос и в 1773 году женился на принцессе Гессен-Дармштадтской Вильгельмине, принявшей имя Натальи Алексеевны, Екатерина предоставила ему право жить в Гатчине, где под его командой находился небольшой отряд армии, который он тренировал по прусскому образцу. Это являлось его главным занятием. В 1774 году Павел попытался приблизиться к делам государственного управления, подав Екатерине записку «Рассуждение о государстве вообще относительно числа войск потребного для защиты оного и касательно обороны всех пределов», которая не получила одобрения императрицы. В 1776 году при родах умерла его жена и Павел женился вторично на виртембергской принцессе Софии-Доротее, которая приняла имя Марии Федоровны. В 1777 году у них родился сын, будущий император Александр I, а в 1779 году второй - Константин. Обоих внуков Екатерина II взяла для воспитания к себе, что еще больше осложнило их отношения. Устраненный от дел и удаленный от двора, Павел все больше и больше проникался чувствами обиды, раздражения и прямой враждебности к матери и ее приближенным, растрачивая силы своего ума на теоретических рассуждениях о необходимости исправления состояния Российской империи. Все это делало Павла изломанным и озлобленным человеком.

С первых минут его царствования стало ясно, что он будет управлять с помощью новых людей. Прежние фавориты Екатерины потеряли всякое значение. Ранее ими унижаемый, Павел высказывал теперь к ним свое полное пренебрежение. Он тем не менее был исполнен самых лучших намерений, стремился к благу государства, но отсутствие навыков управления мешало действовать ему удачно. Недовольный системой управления, Павел не мог найти вокруг себя людей, чтобы заменить ими прежнюю администрацию. Желая водворить порядок в государстве, он искоренял старое, новое же насаждал с такой жестокостью, что оно казалось еще ужаснее. Эта неподготовленность к управлению страной сочеталась с неровностью его характера, что вылилось в его пристрастие к внешним формам подчинения, а его вспыльчивость нередко переходила в жестокость. Свои случайные настроения Павел переносил и в политику. Поэтому важнейшие факты его внутренней и внешней политики не могут быть изложены в виде стройной и правильной системы. Следует отметить, что все меры Павла по установлению порядка в стране нарушали лишь стройность прежнего управления, не создавая ничего нового и полезного. Обуреваемый жаждой деятельности, желая вникнуть во все государственные проблемы, он принимался за работу в шесть часов утра и принуждал всех правительственных чиновников следовать этому распорядку. На исходе утра Павел, одетый в темно-зеленый мундир и ботфорты в сопровождении сыновей и адъютантов отправлялся на плац-парад. Он, как главнокомандующий армией, по своему произволу производил повышения и назначения. В армии насаждалась строгая муштра и вводилась прусская военная форма. Циркуляром от 29 ноября 1796 года в главные принципы военного дела были возведены точность построения, выверенность интервалов и гусиный шаг. Он прогонял заслуженных, но не угодных ему генералов и заменял их безвестными, зачастую полностью бездарными, но зато готовыми исполнять самую нелепую прихоть императора (в частности, в ссылку был отправлен ). Разжалование производилось публично. Согласно известному историческому анекдоту, как-то, разгневанный на полк, который не сумел четко выполнить команду, Павел приказал ему прямо с парада идти маршем в Сибирь. Приближенные царя умолили его смилостивиться. Полк, который исполняя этот приказ, уже успел довольно далеко отойти от столицы, был возвращен назад в Петербург.

Вообще, в политике нового императора можно проследить две линии: искоренить то, что создано Екатериной II, и переделать Россию по образцу Гатчины. Жесткий порядок, введенный в его личной резиденции вблизи Петербурга, Павел хотел распространить и на всю Россию. Первый повод продемонстрировать ненависть к своей матери он использовал на похоронах Екатерины II. Павел потребовал, чтобы похоронный церемониал был совершен одновременно над телом Екатерины и убитого по ее приказу Петра III. По его указанию гроб с телом ее мужа извлекли из склепа Александро-Невской Лавры и выставили в тронном зале Зимнего дворца рядом с гробом Екатерины. После их торжественно перенесли в Петропавловский собор. Это шествие открывал Алексей Орлов - главный виновник убийства, который нес на золотой подушке корону убитого им императора. Его сообщники, Пассек и Барятинский держали кисти траурного покрова. За ними пешком шли новый император, императрица, великие князья и княжны, генералитет. В соборе священники, облаченные в траурные ризы, отпели обоих одновременно.

Павел I освободил из Шлиссельбургской крепости Н.И. Новикова, возвратил из ссылки Радищева, осыпал милостями Т. Костюшко и разрешил ему эмигрировать в Америку, выдав ему 60 тысяч рублей, с почестями принял в Петербурге бывшего польского короля Станислава Понятовского.

«ГАМЛЕТ И ДОН-КИХОТ»

В России на глазах всего общества в течение 34-х лет происходила настоящая, а не театральная трагедия принца Гамлета, героем которой был наследник цесаревич Павел Первый. <…> В европейских высших кругах именно его называли «Русским Гамлетом». После смерти Екатерины II и его воцарения на росийский престол Павла чаще стали уподоблять Дон Кихоту Сервантеса. Об этом хорошо высказался В.С. Жилкин: «Два величайших образа мировой литературы применительно к одному человеку - такого на всем свете удостоился один император Павел. <…> Оба - и Гамлет, и Дон-Кихот, выступают носителями высшей правды перед лицом царящих в мире пошлости и лжи. Это и роднит их обоих с Павлом. Как и они, Павел был в разладе со своим веком, как и они, он не желал «идти в ногу со временем».

В истории России укоренилось мнение, что император был бестолковым правителем, но это далеко не так. Напротив, Павел многое сделал или, по крайней мере, пытался сделать для страны и ее народа, особенно крестьянства и духовенства. Причина такого положения вещей в том, что царь пытался ограничить власть дворянства, получившее почти неограниченные права и отмену многих обязанностей (например, воинской повинности) при Екатерине Великой, боролся с казнокрадством. Не нравилось и гвардии, что ее пытаются «муштровать». Таким образом, делалось все, чтобы сотворить миф о «тиране». Примечательны слова Герцена: «Павел I явил собой отвратительное и смехотворное зрелище коронованного Дон Кихота». Как и литературные герои, Павел I гибнет в результате вероломного убийства. На русский трон восходит Александр I, который, как известно, всю жизнь чувствовал вину за смерть отца.

«УЧРЕЖДЕНИЕ ОБ ИМПЕРАТОРСКОЙ ФАМИЛИИ»

В дни коронационных торжеств, в 1797 году, Павел огласил первый правительственный акт большой важности - «Учреждение об императорской фамилии». Новый закон восстанавливал старый, допетровский обычай перехода власти. Павел видел к чему привело нарушение этого закона , неблагоприятно отразившись и на нем самом. Этот закон вновь восстановил наследование только по мужской линии по праву первородства. Отныне престол мог передаваться только старшему из сыновей, а при их отсутствии старшему из братьев, «дабы государство не было без наследника, дабы наследник был назначен всегда законом самим, дабы не было малейшего сомнения, кому наследовать». Для содержания императорской фамилии было образовано особое ведомство «уделов», которое управляло удельными имуществами и живущими на удельных землях крестьянами.

СОСЛОВНАЯ ПОЛИТИКА

Противопоставление действиям своей матери проявилось и в сословной политике Павла I - отношении его к дворянству. Павел I любил повторять: «Дворянин в России лишь тот, с кем я говорю и пока я с ним говорю». Будучи защитником неограниченной самодержавной власти, он не хотел допускать никаких сословных привилегий, существенно ограничив действие Жалованной грамоты дворянству 1785 года. В 1798 году губернаторам было предписано присутствовать на выборах предводителей дворянства. В следующем году последовало еще одно ограничение - отменялись губернские собрания дворян и губернские предводители должны были избираться уездными предводителями. Дворянам запрещалось подавать коллективные представления о своих нуждах, их можно было подвергать телесным наказаниям за уголовные преступления.

ОДИН И СТО ТЫСЯЧ

Что же происходило между Павлом и дворянством в 1796-1801 гг.? Тем дворянством, чью наиболее активную часть мы условно разделили на «просветителей» и «циников», сходившихся на «выгодах просвещения» (Пушкин) и еще не разошедшихся достаточно далеко в споре об отмене рабства. Разве Павел не имел возможности удовлетворять ряд общих или частных желаний, потребностей этого сословия и отдельных его представителей? Опубликованные и неопубликованные архивные материалы не оставляют сомнения, что немалый процент «скорострельных» павловских замыслов и распоряжений приходился его сословию «по сердцу». 550-600 тыс. новых крепостных (вчерашних государственных, удельных, экономических и пр.) были переданы помещикам вместе с 5 млн. десятин земли - факт особенно красноречивый, если сопоставить его с решительными высказываниями Павла-наследника против матушкиной раздачи крепостных. Однако через несколько месяцев после его воцарения на взбунтовавшихся орловских крестьян двинутся войска; при этом Павел спросит главнокомандующего о целесообразности царского выезда на место действия (это уже «рыцарский стиль»!).

Служебные преимущества дворян в эти годы сохранялись и усиливались, как прежде. Разночинец мог стать унтер-офицером только после четырех лет службы в рядовых, дворянин - через три месяца, а в 1798 г. Павел вообще распорядился впредь разночинцев в офицеры не представлять! Именно по приказу Павла в 1797 г. учрежден Вспомогательный банк для дворянства, выдававший огромные ссуды.

Выслушаем одного из просвещенных современников: «Земледелие, промышленность, торговля, искусства и науки имели в нем (Павле) надежного покровителя. Для насаждения образования и воспитания он основал в Дерпте университет, в Петербурге училище для военных сирот (Павловский корпус). Для женщин - институт ордена св. Екатерины и учреждения ведомства императрицы Марии.» Среди новых учреждений павловского времени найдем и еще ряд таких, которые никогда не вызывали дворянских возражений: Российско-американскую компанию, Медико-хирургическую академию. Упомянем также солдатские школы, где было выучено при Екатерине II - 12 тыс., а при Павле I - 64 тыс. человек Перечисляя, заметим одну, но характерную черту: просвещение не упраздняется, но все больше контролируется верховной властью. <…> Тульский дворянин, радовавшийся началу павловских перемен, при этом плохо скрывает некоторый страх: «Ничто так, при перемене правительства, не озабочивало все российское дворянство, как опасение, чтоб не лишиться ему государем Петром III дарованной вольности, и удержание той привилегии, чтоб служить всякому непринужденно и до тех только пор, покуда кто пожелает; но, ко всеобщему всех удовольствию, новый монарх при самом своем еще вступлении на престол, а именно на третий или четвертый день, увольнением некоторых гвардейских офицеров от службы, на основании указа о вольности дворянства, и доказал, что он никак не намерен лишать дворян сего драгоценного права и заставлять служить их из-под неволи. Нельзя довольно изобразить, как обрадовались все, сие услышав...» Радовались недолго.

Н.Я. Эдельман. Грань веков

АГРАРНАЯ ПОЛИТИКА

Непоследовательность Павла проявилась и в крестьянском вопросе. Законом от 5 апреля 1797 года Павел установил норму крестьянского труда в пользу помещика, назначив три дня барщины в неделю. Этот манифест обычно называют «указом о трехдневной барщине», однако, этот закон содержал лишь запрещение принуждать крестьян к работе в воскресные дни, устанавливая лишь рекомендацию помещикам придерживаться этой нормы. В законе говорилось, что «остающиеся в неделе шесть дней, по равному числу оных вообще разделяемые», «при добром распоряжении достаточны будут» для удовлетворения хозяйственных нужд помещиков. В том же году был издан еще один указ, согласно которому запрещалось продавать дворовых людей и безземельных крестьян с молотка, а в 1798 году был установлен запрет на продажу без земли украинских крестьян. В том же 1798 году император восстановил право владельцев мануфактур покупать крестьян для работы на предприятиях. Однако в период его правления крепостничество продолжало широко распространяться. За четыре года своего царствования Павел I передал в частные руки более 500.000 казенных крестьян, тогда как Екатерина II, за тридцать шесть лет правления раздала около 800.000 душ обоего пола. Была также расширена сфера действия крепостных порядков: указ 12 декабря 1796 года запрещал свободный переход крестьян, живших на частных землях Донской области, северного Кавказа и новороссийских губерний (Екатеринославской и Таврической).

В то же время Павел стремился урегулировать положение казенных крестьян. Рядом сенатских указов было предписано удовлетворить их достаточными земельными наделами - 15 десятин на душу мужского пола в многоземельных губерниях, и 8 десятин в остальных. В 1797 году было урегулировано сельское и волостное самоуправление казенных крестьян - вводились выборные сельские старосты и «волостные головы».

ОТНОШЕНИЕ ПАВЛА I К ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Неотступно преследовал Павла и призрак революции. Чрезмерно подозрительный, он увидел подрывное влияние революционных идей даже в модной одежде и указом от 13 января 1797 года запретил носить круглые шляпы, длинные панталоны, туфли с бантами и сапоги с отворотами. Двести драгун, разбитые на пикеты, носились по улицам Петербурга и ловили прохожих, принадлежащих в основном к высшему обществу, чей костюм не соответствовал приказу императора. Им разрывали шляпы, разрезали жилеты, а обувь конфисковывали.

Установив такой надзор за покроем одежды своих подданных, Павел взялся и за образ их мыслей. Указом от 16 февраля 1797 года он ввел светскую и церковную цензуру, приказал опечатать частные типографии. Из словарей были вычеркнуты слова «гражданин», «клуб», «общество».

Тираническое правление Павла, его непоследовательность как во внутренней политике так и во внешней, вызывали все большее неудовольствие в дворянских кругах. В сердцах молодых гвардейцев из знатных семей клокотала ненависть к гатчинским порядкам и фаворитам Павла. Против него возник заговор. В ночь на 12 марта 1801 года заговорщики проникли в Михайловский замок и убили Павла I.

С.Ф. ПЛАТОНОВ О ПАВЛЕ I

«Отвлеченное чувство законности и страх подвергнуться нападениям со стороны Франции заставили Павла воевать с французами; личное чувство обиды заставило его отступить от этой войны и готовиться к другой. Элемент случайности также силен был в политике внешней, как и в политике внутренней: и там, и здесь Павел руководствовался скорее чувством, чем идеей».

В.О. КЛЮЧЕВСКИЙ О ПАВЛЕ I

«Император Павел Первый был первый царь, в некоторых актах которого как будто проглянуло новое направление, новые идеи. Я не разделяю довольно обычного пренебрежения к значению этого кратковременного царствования; напрасно считают его каким-то случайным эпизодом нашей истории, печальным капризом недоброжелательной к нам судьбы, не имеющим внутренней связи с предшествующим временем и ничего не давшим дальнейшему: нет, это царствование органически связано как протест - с прошедшим, а как первый неудачный опыт новой политики, как назидательный урок для преемников - с будущим. Инстинкт порядка, дисциплины и равенства был руководящим побуждением деятельности этою императора, борьба с сословными привилегиями - его главной задачей. Так как исключительное положение, приобретенное одним сословием, имело свой источник в отсутствии основных законов, то император Павел 1 начал создание этих законов».

Павел I Петрович Романов

Годы жизни: 1754–1801
Годы правления: 1796-1801

Гольштейн-Готторпская ветвь (после Петра III). Из династии Романовых.

Биография Павла 1

Родился 20 сентября (1 октября) 1754 г. в Санкт-Петербурге. Матерью, императрицей Екатериной II, он был ненавидим как ребёнок от нелюбимого мужа - Петра III.

Сразу после рождения мальчик был отселён от матери и взят на воспитание императрицей Елизаветой. Родители видели сына редко. Когда сыну было 8 лет, его мать, Екатерина, опираясь на гвардию, произвела переворот, в ходе которого отец Павла, император Пётр III, был убит.

Воспитанием Павла руководил Никита Иванович Панин, который оказал решающее влияние на формирование характера и взглядов будущего императора. С детства он отличался слабым здоровьем, рос впечатлительным, вспыльчивым и подозрительным.

Екатерина II отстранила Павла 1 Петровича от вмешательства в решение каких-либо государственных дел, а он, в свою очередь, осуждал весь образ её жизни и не принимал ее политики правления. Он считал, что эта политика опирается на славолюбие и притворство, мечтал о водворении в России строго законного управления под эгидой самодержавия, ограничения прав дворянства, введения строжайшей, именно по прусскому образцу, дисциплины в армии.

В 1780-е гг. увлёкся масонством. Взаимоотношения с матерью обострились, он подозревал ее в соучастии в убийстве своего отца - Петра III. Екатерина решила «выселить» его из столицы подарив ему в 1783 г. Гатчинское имение. Здесь сын создал «гатчинскую армию»: несколько батальонов, отданных под его командование, подверглись жестокой муштре.

В 1794 г. императрица Екатерина решила устранить своего сына от престола и передать его старшему внуку Александру Павловичу, но встретила сопротивление со стороны высших государственных сановников. Смерть Екатерины II 6 ноября 1796 г. открыла ему дорогу на трон.

у

Император Павел 1

Своё царствование Павел Первый начал с изменения всех порядков екатерининского правления. Он отменил петровский указ о назначении самим императором своего преемника на престоле и установил свою систему престолонаследия: мог быть наследован только по мужской линии, после смерти императора он переходил к старшему сыну или младшему брату, если детей не было, а женщина могла занять престол только лишь при пресечении мужской линии.

Правил император деспотически, насаждал централизацию в государственном аппарате, провел радикальные реформы в армии, облегчил положение крепостных (сократил барщину до 3-х дней в неделю) и попытался ограничить власть дворянства. Предпринимались попытки стабилизировать финансовое положение страны (числе знаменитая акция по переплавке дворцовых сервизов в монеты).

Существенно сузил права дворянского сословия, а жесточайшая дисциплина, непредсказуемость поведения императора привели к массовым увольнениям дворян из армии, особенно офицерского состава гвардии.

Правление Павла 1

Внешняя политика Павла 1 отличалась непоследовательностью. В 1798 г.Россия вступила в антифранцузскую коалицию c Турцией, Великобританией, Австрией, Королевством обеих Сицилий. Главнокомандующим русскими войсками был назначен опальный А. В. Суворов по настоянию союзников. Под руководством Суворова Северная Италия освободилась от французского господства. В сентябре 1799 г. русская армия совершила знаменитый переход Суворова через Альпы. Но уже в октябре того же года Россия разорвала союз с Австрией, а русские войска отозвали из Европы.

Двумя годами позже Павел участвовал в формировании Северной морской лиги (Россия, Швеция, Дания), которая придерживалась политики вооруженного нейтралитета и была направлена против Великобритании. Павел готовил военно-стратегический союз с Наполеоном Бонапартом.

Опасаясь распространения в России идей Французской революции, Павел I Петрвоич запретил выезд молодежи за границу на учёбу, был полностью запрещен импорт книг, закрыты частные типографии. Из русского языка изымались слова «отечество», «гражданин» и др.

В правление Павла I Петровича возвысились лично преданные императору Аракчеев, Обольянинов, Кутайсов.

16 декабря 1798 г. Павел 1 был избран великим магистром Мальтийского ордена и в связи с чем к его императорскому титулу были добавлены слова «… и Великий магистр Ордена святого Иоанна Иерусалимского». В России был также учрежден Орден Святого Иоанна Иерусалимского. На Российском гербе появилось изображение Мальтийского креста.

Павел 1 — убийство

Он был убит (задушен) группой заговорщиков из гвардейских офицеров в ночь с 11 на 12 (23–24) марта 1801 г. В заговоре участвовали Аграмаков, Н. П. Панин, вице-канцлер, Л. Л. Беннингсен, командир Изюминского легкоконного полка П. А. Зубов (фаворит Екатерины), Пален, генерал-губернатор Петербурга, командиры гвардейских полков.

Похоронен в Петропавловском Соборе.

Павел Первый был дважды женат:

1-я жена: (c 10 октября 1773 г., Санкт-Петербург) Наталья Алексеевна (1755-1776), урожденная принцесса Августа-Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадтская, дочь Людвига IX, ландграфа Гессен-Дармштадтского. Умерла при родах с младенцем.

2-я жена: (с 7 октября 1776 г., Санкт-Петербург) Мария Фёдоровна (1759-1828), урожденная принцесса София Доротея Вюртембергская, дочь Фридриха II Евгения, герцога Вюртембергского. Имели десять детей:

• Александр I (1777-1825), российский император
• Константин Павлович (1779-1831), великий князь.
• Александра Павловна (1783-1801)
• Елена Павловна (1784-1803)
• Мария Павловна (1786-1859)
• Екатерина Павловна (1788-1819)
• Ольга Павловна (1792-1795)
• Анна Павловна (1795-1865)
• Николай I (1796-1855), российский император
• Михаил Павлович (1798-1849), великий князь.

Павел 1 имел воинское звание — полковник Лейб-Кирасирского полка (4 июля 1762 г.) (Российская Императорская гвардия) и генерал-адмирал (20 декабря 1762 г.) (Российский императорский флот).

Шедевром русской литературы, отражающим эпоху его правления, является повесть Ю.Н. Тынянова «Подпоручик Киже».

Ночь с 5 на 6 ноября 1796 года в Санкт-Петербурге выдалась неспокойной. Императрицу Екатерину II хватил удар. Все произошло так неожиданно, что она не успела сделать никаких распоряжений о наследнике.

По петровскому закону о престолонаследии, император имел право назначать наследника по своему желанию. Желание Екатерины на сей счет‚ хотя и негласное‚ было давно известно: она хотела видеть на троне своего внука Александра. Но, во-первых‚ не смогли (или не захотели) найти официального завещания‚ составленного в пользу великого князя. Во-вторых‚ 15-летний Александр сам не высказывал активного желания царствовать. И, в-третьих‚ у императрицы был законный сын‚ отец Александра‚ великий князь Павел Петрович‚ чье имя уже с утра не сходило с уст придворных.

Павел приехал в Зимний посреди ночи в сопровождении сотни солдат гатчинского полка и сразу же прошел в спальню к матери‚ чтобы убедиться в том‚ что она действительно при смерти. Его вступление во дворец походило на штурм. Расставленные повсюду караулы в немецких мундирах вызывали шок у придворных‚ привыкших к изящной роскоши последних лет екатерининского двора. Императрица была еще жива в то время‚ как наследник и Безбородко‚ запершись в ее кабинете‚ жгли в камине какие-то бумаги. На площади под окнами дворца было заметно оживление. Горожане печалились о кончине «матушки-государыни»‚ однако шумно выражали свою радость‚ узнав, что царем станет Павел. То же было слышно и в солдатских казармах. Только в придворной среде было совсем невесело. По свидетельству графини Головиной‚ многие, узнав о смерти Екатерины и восшествии ее сына на трон, без устали повторяли: «Пришел конец всему: и ей‚ и нашему благополучию». Но для того чтобы понять, что же за человек оказался на российском престоле в тот ноябрьский день 1796 года‚ надо внимательно присмотреться к истории его жизни.

Он ждал 34 года

Эта история начинается 20 сентября 1754 года‚ когда в семье наследника русского престола произошло давно ожидаемое и даже требуемое событие: у дочери Петра I, русской императрицы Елизаветы Петровны родился внучатый племянник Павел. Бабушка была гораздо больше обрадована этим, чем отец ребенка, племянник императрицы, Гольштейн-Готторпский герцог Карл-Петр-Ульрих (великий князь Петр Федорович) и тем более мать новорожденного, София-Фредерика-Августа, принцесса Ангальт-Цербстская (великая княгиня Екатерина Алексеевна).

Принцессу выписали из Германии в качестве родильной машины. Машина оказалась с секретом. С первых дней своего приезда захудалая Цербстская принцесса поставила перед собой задачу добиться верховной власти в России. Честолюбивая немка понимала, что с рождением сына ее и без того слабые надежды на российский престол рушатся. Все последующие взаимоотношения матери и сына так и складывались – как отношения политических противников в борьбе за власть. Что до Елизаветы, то она сделала все возможное, чтобы расширить пропасть между ними: особенные знаки внимания новорожденному, подчеркнутая холодность к великой княгине, которую и раньше-то не очень баловали вниманием. Намек ясен: произвела на свет то, что заказывали, – можешь уходить со сцены. Понимала ли Елизавета Петровна, что она делает? Во всяком случае, в конце царствования она изменила свое отношение к невестке, окончательно махнув рукой на племянника. Она увидела, что скромная Цербстская принцесса превратилась в важную политическую фигуру при русском дворе, оценила ее работоспособность и организаторский талант. Слишком поздно поняла Елизавета, какого серьезного врага она создала своему любимому внуку, но времени на исправление ошибок уже не оставалось.

Елизавета Петровна умерла 24 декабря 1761 года, когда Павлу было всего 7 лет. Эти первые семь лет, наверное, были счастливейшими в его жизни. Ребенок рос окруженный вниманием и заботой многочисленной дворцовой прислуги, в основном русской. В раннем детстве великий князь редко слышал иностранную речь. Императрица баловала внука, проводила с ним много времени, особенно в последние два года. Образ доброй русской бабушки, иногда приходившей проведать его даже ночью, навсегда остался в памяти великого князя. Изредка заходил к нему и отец, почти всегда пьяный. Он глядел на сына с оттенком какой-то грустной нежности. Их отношения нельзя было назвать близкими, но Павлу было обидно видеть, как окружающие открыто пренебрегают отцом и смеются над ним. Это сочувствие и жалость к отцу многократно возросли после его короткого царствования, завершившегося дворцовым переворотом в пользу Екатерины.

Смерть Елизаветы, неожиданное исчезновение Петра, туманные слухи о его насильственной смерти потрясли восьмилетнего мальчика. Позднее жалость к убитому отцу переросла в самое настоящее поклонение. Подросший Павел очень любил читать шекспировские трагедии и втихомолку сравнивал себя с принцем Гамлетом, призванным отомстить за отца. Но реальная жизнь осложнялась тем, что у «российского Гамлета» не было коварного дяди и обманутой матери. Злодеем, причем не скрывавшим причастности к убийству, была сама мать.

Известно, какой тяжелый отпечаток накладывает на всю жизнь человека нехватка или отсутствие материнской ласки. Трудно представить себе те разрушения, которые должна была произвести в чувствительной душе Павла многолетняя незатухающая война с собственной матерью. Причем Екатерина первой наносила удары и всегда одерживала победу. Захватив престол, Екатерина поторопилась выместить все свои восемнадцатилетние унижения при русском дворе, и самой удобной и безопасной мишенью оказался маленький Павел. Ему припомнили и мягкость отца, и ласки бабушки. Но слишком многие из тех, кто поддержал переворот, надеялись на воцарение наследника вскоре после его совершеннолетия. И Екатерина уступила, твердо решив в глубине души не допускать Павла к трону. Так много претерпевшая от «государственного» подхода Елизаветы новая императрица открыто взяла его на вооружение.

Первым делом наследника постарались лишить всякого систематического образования. Первый, полюбившийся Павлу наставник, Порошин, был вскоре уволен, а новые искусно подобранные учителя не просвещали Павла, а, скорее, перегружали его детский ум множеством непонятных и разрозненных подробностей, ни о чем не дававших ясного представления. К тому же, многие из них догадывались о своей роли и смело преподавали по принципу «чем скучнее, тем лучше». Здесь особенно усердствовал преподаватель «государственных наук» Григорий Теплов, заваливший подростка судебными делами и статистическими отчетами. После этих занятий Павел всю жизнь ненавидел черновую кропотливую работу с документами, стараясь разрешить любую проблему как можно быстрее, не вникая в ее суть. Немудрено, что после семи лет такого «образования», дополненного тяжелыми впечатлениями от редких встреч с матерью, сыпавшей «остроумными замечаниями» по поводу его умственного развития, у ребенка сформировался капризный и раздражительный характер. О своенравных поступках наследника поползли слухи при дворе, и многие серьезно задумывались о последствиях его возможного правления. Екатерина блестяще выиграла первую схватку.

Но Павел был слишком мал для ответных ударов. Он рос под присмотром русского дипломата Никиты Панина, выбранного воспитателем еще Елизаветой. Панин провел с мальчиком 13 лет и искренне к нему привязался. Из всей российской придворной знати он лучше всего мог понять причины странного поведения наследника и горячо поддерживал идею о передаче ему престола.

Екатерина, стремясь рассорить едва достигшего совершеннолетия сына с наставником, окончательно прекращает его учебные занятия и в 1773 году самовластно женит сына на Гессен-Дармштадтской принцессе Вильгельмине (получившей в крещении имя Наталья Алексеевна). Однако новая великая княгиня оказалась очень решительной женщиной и прямо подталкивала Павла к захвату власти, от которой он отказывался. Во главе заговора оказался Панин. Он, на беду наследника, был еще и крупным масоном, первым российским конституционалистом. Переворот был обречен на неудачу. Екатерина имела слишком много восхищенных поклонников и добровольных помощников при дворе. Когда в 1776 году императрица узнала, что на трон может взойти ее сын, да еще с конституцией, меры были приняты незамедлительно. Панина отстранили от государственных дел (казнить нельзя: он слишком крупная политическая фигура), ему запретили видеться с наследником. Великая княгиня Наталья умерла после неудачных родов (предположительно, она была отравлена по приказу императрицы). Через шесть лет Павел потерял и Панина. Сам великий князь на 20 лет отправился не то в ссылку, не то в изгнание – из Санкт-Петербурга в Гатчину. Больше он был не опасен.

Эти 20 лет окончательно сформировали характер Павла. Его вторично женили на Вюртембергской принцессе Софии (Марии Федоровне) с той же целью, как некогда его отца. Двух родившихся следом детей – Александра и Константина – Екатерина отобрала у родителей и воспитывала старшего как будущего наследника. Изредка Екатерина вызывала сына в столицу для участия в подписании дипломатических документов, чтобы еще раз унизить его в присутствии окружающих. Запертый в Гатчине, он был полностью лишен доступа даже к самым незначительным государственным делам и без устали муштровал на плацу свой полк – единственное, чем он мог по-настоящему управлять. Были прочитаны все книги, которые можно было достать. Особенно увлекали его исторические трактаты и романы о временах европейского рыцарства. Наследник и сам иногда был не прочь поиграть в Средневековье. Забава тем более простительная‚ что при материнском дворе в моде были совсем другие игры. Каждый новый фаворит стремился перещеголять предшественника в просвещенном изысканном цинизме. Наследнику оставалось одно – ждать. Не желание власти, а постоянный страх смерти от руки убийц, нанятых матерью, вот что мучило Павла. Кто знает, может быть, в Петербурге императрица ничуть не меньше опасалась дворцового переворота? И может быть, желала смерти своему сыну…

Между тем общее положение империи, несмотря на ряд блестящих внешнеполитических успехов Екатерины II и ее соратников, оставалось весьма тяжелым. XVIII столетие вообще во многом было решающим для судьбы России. Реформы Петра I поставили ее в ряд ведущих мировых держав‚ продвинув ее на столетие вперед в техническом отношении. Однако те же реформы разрушили древние основы русского государства – прочные социальные и культурные связи между сословиями, в целях укрепления государственного аппарата противопоставив интересы помещиков и крестьян. Крепостное право окончательно превратилось из особой «московской» формы социальной организации (служебной повинности) в стандартную аристократическую привилегию. Это положение было крайне несправедливо. Ведь после смерти Петра российское дворянство несло все меньше тягот служебного сословия, продолжая активно противиться всеобщему уравнению в правах. К тому же дворянство‚ которое со времен Петра захлестнул поток западноевропейской культуры‚ все больше отрывалось от традиционных для России ценностей‚ все меньше способно было понять нужды и чаяния собственного народа‚ произвольно истолковывая их в духе новомодных западных философских учений. Культура высших и низших слоев населения уже при Екатерине начала развиваться обособленно‚ грозя со временем разрушить национальное единство. Восстание Пугачева показало это очень наглядно. Что же могло спасти Россию от внутреннего разлома или хотя бы отодвинуть его?

Православная Церковь‚ обычно объединявшая русский народ в тяжелые времена‚ еще со времен Петра I была почти лишена возможности серьезно влиять на развитие событий и политику государственной власти. К тому же она не пользовалась авторитетом в среде «просвещенного сословия». В начале XVIII века монастыри фактически отстранили от дела образования и науки, переложив его на новые, «светские», структуры (до этого Церковь успешно выполняла просветительские задачи почти семь столетий!), а в середине века государство отняло у них богатейшие, населенные зажиточными крестьянами земли. Отняло лишь затем, чтобы получить новый ресурс для продолжения политики беспрерывных земельных раздач растущей как на дрожжах военно-дворянской корпорации. Но если прежние, окраинные раздачи и переделы земель действительно укрепляли государство, то мгновенное уничтожение десятков старейших в нечерноземной России центров культурного сельского хозяйства и торговли (большинство ярмарок было приурочено к праздникам покровительствовавших им православных обителей), бывших одновременно центрами независимого мелкого кредита, благотворительности и широкой социальной помощи, вело лишь к дальнейшему подрыву местных рынков и экономической мощи страны в целом.

Русский язык и общенациональная культура‚ позволившие в свое время спасти культурную целостность России от раздробленности на княжества‚ тоже были не в почете при дворе. Оставалось государство‚ бесконечное укрепление которого было завещано Петром всем своим наследникам. Машина бюрократического аппарата‚ запущенная Петром‚ обладала такой мощностью‚ что в перспективе была способна сокрушить любые сословные привилегии и перегородки. К тому же она опиралась на единственный древний принцип‚ не нарушенный Петром и свято чтившийся большинством населения России‚ – принцип самодержавия (неограниченного суверенитета верховной власти). Но большинство преемников Петра были слишком слабы или нерешительны‚ чтобы использовать этот принцип во всей своей полноте. Они покорно следовали в фарватере дворянской сословной политики‚ ловко используя противоречия между придворными группами для того‚ чтобы хоть немного усилить свою власть. Екатерина довела это лавирование до совершенства. Конец XVIII столетия считается «золотым веком российского дворянства». Оно было сильным‚ как никогда‚ и спокойным в сознании своей силы. Но открытым оставался вопрос: кто в интересах страны рискнет нарушить это спокойствие?

Чего он хотел?

7 ноября 1796 года «золотой век российского дворянства» закончился. На престол вступил император, имевший свои представления о значении сословий и государственных интересах. Во многом эти представления были построены «от противного» – в противовес принципам Екатерины. Однако немало было продумано самостоятельно, благо на размышления было отведено 30 лет. А главное – накопился большой запас энергии, долго не имевший выхода. Итак, переделать все по-своему и как можно скорее! Очень наивно, но не всегда бессмысленно.

Хотя Павел не любил слово «реформа» не меньше‚ чем слово «революция»‚ он никогда не сбрасывал со счетов того‚ что со времен Петра Великого российское самодержавие всегда находилось в авангарде перемен. Примеривая на себя роль феодального сюзерена‚ а позднее – цепь великого магистра Мальтийского ордена‚ Павел всецело оставался человеком нового времени‚ мечтающим об идеальном государственном устройстве. Государство должно быть преобразовано из аристократической вольницы в жесткую иерархическую структуру‚ во главе которой находится царь‚ обладающий всеми возможными властными полномочиями. Сословия‚ классы‚ социальные слои постепенно теряют особые неотчуждаемые права‚ полностью подчиняясь лишь самодержцу‚ олицетворяющему небесный Божий закон и земной государственный порядок. Аристократия должна постепенно исчезнуть‚ как и лично зависимое крестьянство. На смену сословной иерархии должны прийти равноправные подданные.

Французская революция не только усилила неприязнь Павла к философии Просвещения XVIII века‚ но и лишний раз убедила его в том‚ что российскому государственному механизму требуются серьезные изменения. Екатерининский просвещенный деспотизм, по его мнению, медленно‚ но верно вел страну к гибели‚ провоцируя социальный взрыв‚ грозным предвестником которого был Пугачевский бунт. И для того чтобы избежать этого взрыва‚ необходимо было не только ужесточить режим‚ но и срочно провести реорганизацию системы управления страной. Заметим: Павел единственный из самодержавных реформаторов после Петра планировал начать ее «сверху» в буквальном смысле слова‚ то есть урезать права аристократии (в пользу государства). Конечно‚ крестьяне в таких переменах поначалу оставались молчаливыми статистами‚ их еще долго не собирались привлекать к управлению. Но хотя по приказу Павла было запрещено употреблять в печатных изданиях слово «гражданин»‚ он больше чем кто-либо другой в XVIII веке старался сделать крестьян и мещан гражданами‚ выводя их за рамки сословного строя и «прикрепляя» непосредственно к государству.

Программа достаточно стройная‚ соответствующая своему времени, но совершенно не учитывавшая амбиций российского правящего слоя. Именно это трагическое несоответствие‚ порожденное гатчинской изоляцией и пережитыми душевными волнениями‚ было принято современниками‚ а вслед за ними и историками за «варварскую дикость»‚ даже за сумасшествие. Тогдашние столпы российской общественной мысли (за исключением амнистированного Радищева)‚ испуганные революцией, стояли либо за то‚ чтобы проводить дальнейшие реформы за счет крестьян‚ либо не проводить их вообще. Если бы в конце XVIII века уже существовало понятие «тоталитаризм»‚ современники не задумались бы применить его к павловскому режиму. Но политическая программа Павла была не более утопична‚ чем философия его времени. XVIII век – век расцвета социальных утопий. Дидро и Вольтер предрекали создание просвещенными монархами унитарного государства на основе Общественного договора и видели элементы своей программы в реформах начала царствования Екатерины. Если приглядеться‚ действительным сторонником идеи единого равноправного государства явился ее сын‚ ненавидевший французских «просветителей». При этом его политическая практика оказалась не более жестокой‚ чем демократический террор французского Конвента или последовавшие за ним контрреволюционные репрессии Директории и Наполеона.

Первой «жертвой» преобразований уже в 1796-м стала армия. Уже много раз ученые и журналисты разбирали пресловутое «гатчинское наследство»: парады, парики, палки и т. п. Но стоит вспомнить и о распущенном рекрутском наборе 1795 года, половина которого была украдена офицерами для своих имений; о поголовной ревизии ведомства снабжения армии, выявившей колоссальные воровство и злоупотребления; о последовавшем сокращении военного бюджета; о превращении гвардии из придворной охраны в боевую единицу. (На смотр 1797 года был вызван весь личный офицерский состав, что положило конец службе в имениях и записи в полковые списки неродившихся младенцев, вроде пушкинского Гринева.) Те же бесконечные парады и маневры положили начало регулярным учениям русской армии (что очень пригодилось потом, в эпоху наполеоновских войн), до этого сидевшей на зимних квартирах в отсутствие войны. При Павле солдат, безусловно, больше гоняли на плацу, строже наказывали, но в тоже время их наконец стали регулярно кормить и тепло одевать зимой, что принесло императору небывалую популярность в войсках. Но больше всего офицеров возмутило введение телесных наказаний. Не вообще солдатам, а конкретно для благородного сословия. Это пахло нездоровым сословным равенством.

Помещиков тоже попробовали прижать. Впервые крепостные крестьяне стали приносить императору личную присягу (раньше за них это делал помещик). При продаже запрещали разделять семьи. Вышел знаменитый указ-манифест «о трехдневной барщине», текст которого, в частности, гласил: «Закон Божий, в Десятословии нам преподанный, научает нас седьмой день посвящать Богу; почему в день настоящий, торжеством веры прославленный и в который мы удостоились воспринять священное миропомазание и царское на прародительском престоле нашем венчание, почитаем долгом нашим пред Творцом всех благ Подателем подтвердить во всей империи нашей о точном и непременном сего закона исполнении, повелевая всем и каждому наблюдать, дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам…»

Хотя речь еще не шла об отмене или даже серьезном ограничении крепостного права, просвещенные земле- и душевладельцы забеспокоились: как может власть, пусть даже царская, вмешиваться в то, как они распоряжаются своей наследственной собственностью? Екатерина такого себе не позволяла! Эти господа пока не понимали, что крестьяне – основной источник государственного дохода, и потому разорять их невыгодно. А вот помещиков не худо бы заставить оплатить расходы на содержание выборных органов местного управления, ведь они состоят исключительно из дворянства. Было и еще одно покушение на «священное право благородного сословия» – свободу от налогообложения.

Между тем общее налоговое бремя облегчилось. Отмена хлебной повинности (по свидетельству русского агронома А.Т. Болотова, произведшая «благодетельные действия во всем государстве») сопровождалась сложением недоимок за 1797 год и льготной продажей соли (до середины XIX века соль фактически была народной валютой). В рамках борьбы с инфляцией дворцовые расходы сокращались в 10 (!) раз, значительная часть серебряных дворцовых сервизов была перелита на монету, пущенную в оборот. Параллельно из обращения за государственный счет была выведена необеспеченная масса бумажных денег. На Дворцовой площади сожгли свыше пяти миллионов рублей ассигнациями.

Чиновничество также было в страхе. Взятки (при Екатерине дававшиеся открыто) искоренялись беспощадно. Особенно это касалось столичного аппарата, который сотрясали постоянные проверки. Неслыханное дело: служащие должны не опаздывать и весь рабочий день находиться на своем месте! Сам император вставал в 5 утра, слушал текущие доклады и новости, а потом вместе с наследниками отправлялся ревизовать столичные учреждения и гвардейские части. Сократилось количество губерний и уездов, а стало быть, и количество бюрократов, необходимых для заполнения соответствующих мест.

Православная Церковь тоже получила определенные надежды на религиозное возрождение. Новый император, в отличие от своей матери, был не равнодушен к Православию. Его законоучитель и духовный наставник будущий митрополит Платон (Левшин), венчавший потом Павла на царство, так писал о его вере: «Высокий воспитанник, по счастью, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли, разговор ли относительно Бога и веры были ему всегда приятны. Сие, по примечанию, ему внедрено было с млеком покойною императрицей Елизаветой Петровной, которая горячо любила его и воспитывала приставленными от нее весьма набожными женскими особами».

По некоторым свидетельствам, император нередко проявлял черты прозорливости под видом юродства. Так, известен из мемуарной литературы случай, когда Павел Петрович повелел отправить в Сибирь офицера, неудовлетворительно выступившего на военных маневрах, но, склонившись на просьбы окружающих о помиловании, все-таки воскликнул: «Я чувствую, что человек, за которого вы просите, – негодяй!». Впоследствии открылось, что этот офицер убил собственную мать. Еще один случай: офицер-гвардеец, имевший жену и детей, решил увозом овладеть молодой девушкой. Но та не соглашалась ехать без венчания. Тогда товарищ этого офицера по полку переоделся священником и разыграл тайный обряд. Через некоторое время оставленная с прижитым от соблазнителя ребенком женщина, разузнав, что ее мнимый муж имеет законную семью, обратилась с жалобой к государю. «Император вошел в положение несчастной, – вспоминала Е.П. Янькова, – и положил замечательное решение: похитителя ее велел разжаловать и сослать, молодую женщину признать имеющею право на фамилию соблазнителя и дочь их законную, а венчавшего офицера постричь в монахи. В резолюции было сказано, что “так как он имеет склонность к духовной жизни, то и послать его в монастырь и постричь в монахи”. Офицера отвезли куда-то далеко и постригли. Он был вне себя от такой неожиданной развязки своего легкомысленного поступка и жил совсем не по-монашески, но потом благодать Божия коснулась его сердца; он раскаялся, пришел в себя и, когда был уже немолод, вел жизнь самую строгую и считался опытным и весьма хорошим старцем».

Все это, правда, не помешало Павлу принять титул главы католического Мальтийского ордена. Однако сделано это было не только по политическим соображениям. Это была попытка воскресить в рамках ордена (кстати, никогда до этого не подчинявшегося папе Римскому) древнее византийское братство святого Иоанна Предтечи, из которого и возникли когда-то иерусалимские «госпитальеры». Кроме того, стоит отметить, что Мальтийский орден в целях самосохранения сам отдал себя под покровительство России и императора Павла. 12 октября 1799 года в Гатчину торжественно были принесены святыни ордена: десница святого Иоанна Крестителя, частица Креста Господня и Филермская икона Божией Матери. Всеми этими сокровищами Россия обладала вплоть до 1917 года.

Вообще Павел – первый император, смягчивший в своей политике линию Петра I на ущемление прав Церкви во имя государственных интересов. Он прежде всего стремился к тому, чтобы священство имело более «соответственные важности сана своего образ и состояние». Так, когда Святейший Синод сделал представление об избавлении священников и диаконов от телесных наказаний, император утвердил его (оно не успело вступить в законную силу до 1801 года), продолжая придерживаться практики восстановления подобных наказаний для дворян-офицеров.

Предпринимались меры к улучшению быта белого духовенства: состоящим на штатном жаловании были увеличены оклады, а там, где не было установлено жалование, на прихожан возложили заботу по обработке священнических наделов, которую можно было заменить соответствующим хлебным взносом натурой или денежной суммой. В 1797 и 1799 годах штатные оклады из казны на духовное ведомство по годовым государственным сметам были увеличены вдвое против прежнего. Казенные дотации духовенству, таким образом, достигли почти одного миллиона рублей. Кроме того, в 1797 году были удвоены участки земли для архиерейских домов. Дополнительно (впервые со времен екатерининской секуляризации!) архиереям и монастырям были отведены мельницы, рыбные ловли и другие угодья. Впервые в истории России были узаконены меры для обеспечения вдов и сирот духовного сословия.

При императоре Павле военное духовенство было выделено в особое ведомство и получило своего главу – протопресвитера армии и флота. Вообще для поощрения к более ревностному исполнению своего служения императором был введен порядок награждения духовных лиц орденами и знаками внешнего отличия. (Сейчас этот порядок глубоко укоренился в Церкви‚ но тогда он вызвал некоторое смущение.) По личному почину государя был учрежден и наградной наперсный крест. До революции на обратной стороне всех синодальных крестов стояла буква «П» – инициал Павла Петровича. При нем были также учреждены духовные академии в Петербурге и в Казани и несколько новых семинарий.

Неожиданно получил часть гражданских прав и такой большой слой российского общества‚ как раскольники. Государь впервые пошел на компромисс в этом вопросе и позволил лояльно настроенным старообрядцам иметь свои молельные дома и служить в них по древнему обычаю. Старообрядцы (разумеется, далеко не все), в свою очередь, готовы были признать синодальную Церковь и принять от нее священников. В 1800 году окончательно было утверждено положение о единоверческих церквях.

Возродились и петровские традиции сотрудничества с купечеством. Учреждение коммерц-коллегии в конце 1800 года выглядело как начало глобальной реформы управления. Еще бы‚ ведь 13 из 23 ее членов (больше половины!) выбирались купцами из своей среды. И это в то время‚ когда дворянские выборы были ограничены. Естественно‚ Александр‚ придя к власти (между прочим‚ с лозунгом конституции), отменил это демократическое распоряжение одним из первых.

Но никому из наследников Павла и в голову не пришло отменять важнейший из принятых им государственных актов – закон 5 апреля 1797 года о престолонаследии. Этим законом была наконец закрыта роковая брешь‚ пробитая Петровским указом 1722 года. Отныне наследование престола (только по мужской линии!) приобретало четкий юридический характер‚ и никакая Екатерина или Анна не могли уже претендовать на него самочинно. Значение закона столь велико‚ что Ключевский‚ к примеру‚ назвал его «первым положительным основным законом в нашем законодательстве»‚ ведь он, укрепляя самодержавие как институт власти‚ ограничивал произвол и амбиции отдельных личностей, служил своеобразной профилактикой возможных переворотов и заговоров.

Разумеется, рядом с серьезными нововведениями можно заметить и громадное количество подробно расписанных мелочей: запрещение некоторых видов и фасонов одежды, указания, когда горожане должны вставать и ложиться спать, как надо ездить и ходить по улицам, в какой цвет красить дома… И за нарушения всего этого – штрафы, аресты, увольнения. С одной стороны, сказались роковые уроки Теплова: император не умел отделить мелких дел от крупных. С другой – то, что кажется нам мелочами (фасон шляп), в конце XVIII века имело важную символическую нагрузку и демонстрировало окружающим приверженность к той или иной идеологической партии. В конце концов, «санкюлоты» и «фригийские колпаки» родились отнюдь не в России.

Пожалуй, главная отрицательная черта Павловского правления – неровное доверие к людям, неумение подбирать друзей и соратников и расставлять кадры. Все окружающие – от наследника престола Александра до последнего петербургского поручика – были под подозрением. Император менял высших сановников так быстро, что они не успевали войти в курс дела. За малейшую провинность могла последовать опала. Впрочем, император умел быть и великодушным: из тюрьмы был освобожден Радищев; ссора с Суворовым закончилась тем, что Павел просил прощения (а потом произвел полководца в генералиссимусы); убийце отца Алексею Орлову было назначено «суровое» наказание – идти несколько кварталов за гробом своей жертвы, сняв шляпу.

И все же кадровая политика императора была в высшей степени непредсказуемой. Самые преданные ему люди жили в той же постоянной тревоге за свое будущее, что и записные придворные негодяи. Насаждая беспрекословное подчинение, Павел часто терял честных людей в своем окружении. На смену им приходили подлецы, готовые выполнить любой поспешный указ, окарикатурив императорскую волю. Сначала Павла боялись, но потом, видя бесконечный поток плохо исполнявшихся указов, начали над ним тихонько посмеиваться. Еще 100 лет назад насмешки над подобными преобразованиями дорого бы обошлись весельчакам. Но Павел не имел такого непререкаемого авторитета, как его великий прадед, в людях же разбирался хуже. Да и Россия была уже не та, что при Петре: тогда она покорно сбривала бороды, теперь возмущалась запрещением носить круглые шляпы.

Вообще все общество было возмущено. Мемуаристы потом представили это настроение как единый порыв, но причины возмущения были часто противоположны. Боевые офицеры школы Суворова были раздражены новой военной доктриной; такие генералы, как Бенигсен, беспокоились о сокращении своих доходов за счет казны; гвардейская молодежь была недовольна новым строгим уставом службы; высшая знать империи – «екатерининские орлы» – лишены возможности смешивать государственные интересы и личную выгоду, как в былые времена; чиновники рангом пониже все же воровали, но с большой оглядкой; городские обыватели злились на новые указы о том, когда они должны гасить свет. Тяжелее всего приходилось просвещенным «новым людям»: они не могли смириться с возрождением самодержавных принципов, слышались призывы покончить с «азиатским деспотизмом» (попробовал бы кто заявить такое при Петре!), однако многие ясно видели несправедливости предыдущего царствования. Большинство из них все-таки было убежденными монархистами, Павел мог бы найти здесь опору для своих преобразований, надо было только дать больше свободы в действиях, не связывать руки постоянными мелкими распоряжениями. Но царь, не привыкший доверять людям, вмешивался буквально во все. Он один, без инициативных помощников, хотел управлять своей империей. В конце XVIII века это было уже решительно невозможно.

За что его не любили?

Тем более невозможно было вести европейскую дипломатическую игру на рыцарских началах. Свою внешнюю политику Павел начинал как миротворец: он отменил и готовящееся вторжение во Францию‚ и поход в Персию‚ и очередные рейды Черноморского флота к турецким берегам‚ но отменить всеевропейский мировой пожар было не в его силах. Объявление в гамбургской газете‚ предлагавшее решить судьбы государств поединком их монархов с первыми министрами в качестве секундантов‚ вызвало всеобщее недоумение. Наполеон тогда открыто назвал Павла «русским Дон-Кихотом»‚ остальные главы правительств смолчали.

Тем не менее долго стоять в стороне от европейского конфликта было невозможно. К России со всех сторон обращались испуганные европейские монархии: просьбу о покровительстве принесли мальтийские рыцари (остров которых был уже под угрозой французской оккупации); Австрии и Англии нужна была союзная русская армия; даже Турция обратилась к Павлу с мольбой о защите своих средиземноморских берегов и Египта от французского десанта. В результате возникла вторая антифранцузская коалиция 1798–1799 годов.

Русский экспедиционный корпус под командованием Суворова уже в апреле 1799 года был готов к вторжению во Францию. Но это не вязалось с планами союзного австрийского правительства‚ стремившегося округлить свои владения за счет «освобожденных» итальянских территорий. Суворов был вынужден подчиниться‚ и уже к началу августа северную Италию полностью очистили от французов. Республиканские армии были разгромлены‚ крепостные гарнизоны сдались. Не менее серьезно показала себя объединенная русско-турецкая эскадра под командованием ныне причисленного к лику святых адмирала Федора Ушакова‚ освободившая с сентября 1798 по февраль 1799 годов Ионические острова у побережья Греции. (Между прочим, одной из причин согласия императора на этот поход была опасность надругательства французов над мощами святителя Спиридона Тримифунтского, которые с XV века хранились на острове Корфу (Керкира). Павел очень почитал святителя Спиридона как покровителя своего старшего сына и наследника Александра. Почти неприступная крепость Корфу была взята штурмом с моря 18 февраля 1799 года.) Примечательно‚ что Ушаков учредил на освобожденных им островах независимую республику (позднее архипелаг оккупировали и более полувека удерживали англичане) и организовал выборы местных властей при полном одобрении Павла‚ проявившего здесь удивительную политическую терпимость. Далее эскадра Ушакова, имея минимальное количество морской пехоты, провела операции по освобождению Палермо‚ Неаполя и всей южной Италии‚ закончившиеся 30 сентября броском русских моряков на Рим.

Союзники России по коалиции были напуганы такими впечатляющими военными успехами. Им вовсе не хотелось усиливать авторитет Российской империи за счет Французской республики. В сентябре 1798 года австрийцы оставили русскую армию в Швейцарии наедине со свежими превосходящими силами противника‚ и только полководческое искусство Суворова спасло ее от полного уничтожения. 1 сентября Ушакова без предупреждения покинула турецкая эскадра. Что же касается англичан‚ то их флот во главе с Нельсоном блокировал Мальту и не подпустил к ней русские корабли. «Союзники» показали свое подлинное лицо. Разгневанный Павел отозвал Суворова и Ушакова из Средиземноморья.

В 1800 году Павел заключил с Наполеоном выгодный для России антианглийский союз. Франция предложила России Константинополь и полный раздел Турции. Балтийский и Черноморский флоты были приведены в полную боевую готовность. В то же самое время с одобрения Наполеона 30-тысячный казачий корпус Орлова двигался на Индию через казахские степи. Англия оказалась перед лицом самой страшной со времен Елизаветы I угрозы.

А если интересы Англии и внутренней российской оппозиции совпадали?.. Британская дипломатия в Петербурге пустила в ход все свои средства и связи, чтобы разворошить тлеющий внутренний заговор. Секретные суммы английского посольства золотым дождем пролились на благоприятную почву. Недовольные наконец нашли общий язык: армию представлял Бенигсен, высшее дворянство – Зубов, про-английски настроенную бюрократию – Никита Панин (племянник воспитателя Павла). Панин же привлек к участию в заговоре наследника престола великого князя Александра. Узнав о возможной отмене надоевшего армейского распорядка, в дело с радостью включились десятки молодых гвардейских офицеров. Но душой заговора стал любимец императора генерал-губернатор Петербурга граф фон дер Пален. Павел до последнего дня был уверен в его преданности.

Заговор очень ярко проиллюстрировал парадоксальную ситуацию, сложившуюся при Павловском дворе. Дело в том‚ что император не был уверен ни в ком‚ но именно в силу этого он должен был оказывать свое доверие урывками в общем-то случайным людям. У него не было друзей‚ не было единомышленников – только подданные, и то не самого первого сорта. Уничтожить заговор как таковой не представлялось возможным еще и потому‚ что он существовал всегда. Подспудное недовольство разных дворянских группировок теми или иными правительственными мерами в Павловское царствование достигло опасной высоты. Когда всякого несогласного заранее считают заговорщиком‚ ему психологически легче перейти ту черту‚ которая отделяет пассивное неприятие перемен от активного противодействия им. При всем этом нужно помнить‚ что при дворе еще было много «екатерининцев». Гнев же императора был так же страшен‚ как и скоротечен‚ поэтому Павел оказался неспособен на сколько-нибудь последовательные репрессии. Его мягкий характер не подходил для той политической системы‚ которую он сам пытался ввести.

В результате, когда после полуночи 11 марта 1801 года заговорщики ворвались в Михайловский дворец, там не нашлось ни одного офицера, способного встать на защиту императора. Главной заботой заговорщиков было не допустить во дворец солдат. Часовых сняли с постов их начальники, двум лакеям разбили головы. В спальне с Павлом покончили за несколько минут. Как некогда Петр III, он был задушен длинным офицерским шарфом. Весть о его смерти Петербург встретил заранее подготовленным фейерверком и всеобщим ликованием. Как это ни кажется смешным, но все поспешили показаться на улицах в недавно запрещенных нарядах. А в парадной зале Зимнего дворца собрались все высшие сановники России, имя молодого императора Александра уже звучало у всех на устах. Из покоев вышел 23-летний юноша и под радостный шепот присутствующих торжественно произнес: «Батюшка скончались апоплексическим ударом. При мне все будет, как при бабушке».

Эти слова казались посмертной и окончательной победой Екатерины II над своим сыном. Проигравший поплатился жизнью. Чем же должна была расплачиваться Россия?

Павловское царствование доступные сегодня массовому читателю книги российских историков оценивают по-разному. К примеру, Н.М. Карамзин в написанной по горячим следам «Записке о древней и новой России» (1811 год) сказал: «Заговоры да устрашают государей для спокойствия народов!» По его мнению, из деспотизма невозможно извлечь никаких полезных уроков‚ его можно только свергнуть или достойно переносить. Выходит, противоречивость Павловских указов не более чем самодурство тирана? К концу XIX века такая точка зрения уже казалась примитивной. В.О. Ключевский писал‚ что «царствование Павла было временем‚ когда была заявлена новая программа деятельности». «Хотя, – тут же оговорился он, – пункты этой программы не только не были осуществлены‚ но и постепенно даже исчезли из нее. Гораздо серьезней и последовательней начала осуществляться эта программа преемниками Павла». Н.К. Шильдер‚ первый историк царствования Павла‚ также согласился‚ что антиекатерининская государственно-политическая направленность «продолжала существовать» всю первую половину XIX века‚ и «преемственность Павловских преданий во многом уцелела». Он возложил на них вину и за военные поселения‚ и за 14 декабря‚ за «рыцарскую внешнюю политику»‚ и за поражение России в Крымской войне. Той же точки зрения‚ видимо‚ держались и исторический публицист Казимир Валишевский, и известный русский писатель Дмитрий Мережковский. Лишь изданный мизерным тиражом в годы Первой мировой войны труд М.В. Клочкова – единственный‚ где скрупулезно исследована законодательная политика Павла‚ – возражает на эти упреки тем‚ что именно при Павле началась военная реформа‚ подготовившая армию к войне 1812 года‚ были предприняты первые шаги в ограничении крепостного права‚ а также заложены основы законодательного корпуса Российской империи. В 1916 году в околоцерковных кругах даже началось движение по канонизации невинно убиенного императора. По крайней мере, его могила в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга считалась среди простого народа чудотворной и была постоянно усыпана свежими цветами. В соборе даже существовала специальная книга, куда записывались чудеса, произошедшие по молитвам у этой могилы.

Леволиберальные‚ а следом за ними и советские историки были склонны приуменьшать значение Павловского царствования в истории России. Они, безусловно, не испытывали никакого пиетета к Екатерине II‚ однако рассматривали Павла лишь как частный случай особо жестокого проявления абсолютизма (в чем заключалась «особая жестокость», обычно умалчивалось)‚ в корне не отличавшегося ни от предшественников‚ ни от наследников. Только в середине 1980 годов Н.Я. Эйдельман попытался понять социальный смысл Павловской консервативно-реформаторской утопии. Этому автору принадлежит и заслуга реабилитации имени Павла в глазах интеллигенции. Вышедшие за последние 10–15 лет книги в основном суммируют все высказанные точки зрения, не делая особенно глубоких и новых выводов. Видимо‚ окончательное суждение о том‚ кем же именно был император Павел Петрович, а также насколько реальна была его политическая программа и какое место она занимает в последующей российской истории, еще предстоит вынести. Предстоит вынести такое суждение и Русской Православной Церкви, вновь поставленной перед вопросом о возможности прославления Павла I как мученика за веру.

Мне же хотелось бы еще раз обратить внимание на то‚ что Павел был не только дальновидным или, напротив, неудачливым государственным деятелем. Как и прославленный недавно государь-мученик Николай Александрович, Павел Петрович был прежде всего человеком очень трагической судьбы. Еще в 1776 году он писал в частном письме: «Для меня не существует ни партий, ни интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое». Но окружавшие его люди‚ как правило‚ не хотели даже понять причин его поведения. Что же касается посмертной репутации‚ то она до недавнего времени была самой ужасной после Ивана Грозного. Конечно‚ легче объяснить нелогичные с нашей точки зрения поступки человека‚ назвав его идиотом или злодеем. Однако это вряд ли будет верно. Поэтому мне хотелось бы закончить эту статью цитатой из размышлений поэта Владислава Ходасевича: «Когда русское общество говорит‚ что смерть Павла была расплатой за его притеснения‚ оно забывает‚ что он теснил тех‚ кто раскинулся слишком широко‚ тех сильных и многоправных‚ кто должен быть стеснен и обуздан ради бесправных и слабых. Может быть‚ это и была историческая ошибка его. Но какая в ней моральная высота! Он любил справедливость – мы к нему несправедливы. Он был рыцарем – убит из-за угла. Ругаем из-за угла…».

Павел 1

Павел Петрович появился на свет 20 сентября 1754 года в городе Петербург, в Летнем дворце. В дальнейшем, по указанию Павла, этот дворец был снесен, а на том месте был возведен Михайловский замок. При рождении Павла 1 присутствовал отец Павла, князь Петр Федорович, братья Шуваловы и императрица Елизавета Петровна. После рождения Павла его мать и отец фактически из-за политической борьбы, почти не принимали участия в воспитании своего ребенка.В своем детстве Павел был лишен любви родных, так как по приказу императрицы Елизаветы Петровны был отделен от своих родителей, и окружен большим количеством нянек и воспитателей. Несмотря на внешнее сходство Павла и его отца, при дворе постоянно распространялись слухи, что ребенок появился на свет от союза с одним из своих фаворитов, Сергеем Салтыковом. Данные слухи усугублялись еще тем, что Павел появился на свет спустя 10 лет совместного брака Екатерины и Петра, когда уже многие посчитали их брак бесплодным.

Детство и воспитание Павла 1

Одним из первых людей, занимавшихся воспитанием Павла, стал известный дипломат Ф.Д. Бехтеев, одержимый соблюдением различных уставов, приказаний, военной дисциплины, граничащей с муштрой. Бахтеевым даже издавалась газета, в которой он сообщал обо всех поступках мальчика Павла. В 1760 году бабушка Елизавета Петровна, сменила наставника, создав новые предписания, в которых были указаны основные параметры обучения будущего императора; его новым наставником стал Н.И. Панин. Новый воспитатель достиг возраста 42 лет, обладал обширными знаниями, введя дополнительные предметы при обучении Павла. Существенную роль в воспитании Павла сыграло его окружение, среди которого были самые образованные люди того времени, среди которых стоит выделить Г. Теплова, князя А. Куракина. Среди наставников Павла был С.А. Порошин, который с 1764 года по 1765 вел дневник, в дальнейшем ставший источником для изучения личности Павла 1. Для воспитания Павла его мать Екатерина приобрела большую библиотеку Корфа. Павел изучал такие предметы как: арифметика, история, география, Закон Божий, фехтование, рисование, астрономию, танцы, а также французский, итальянский, немецкий, латинский и русский языки. Помимо основной программы обучения, Павел увлекся изучением военного дела. Во время учебы Павел проявлял хорошие способности, отличался развитым воображением, любил книги и в тоже время был нетерпелив и неусидчив. Любил французский и немецкий язык, математику, воинские упражнения и танцы. На то время Павел получил лучшее образование, о котором другие могли только мечтать.

В 1773 году Павел вступил в брак с Вильгельмине Гессен Дармштадтской, которая в дальнейшем изменила ему с графом Разумовским, умерев через 2,5 года при родах. В тот же год Павел 1 нашел себе новую супругу, которой стала София-Доротея Вюртембергская, в дальнейшем после принятия православия получившая имя . Традиционно в то время завершающим этапом обучения становилась заграничное путешествие, в которое Павел со своей новой супругой отправился в 1782 году под именами вымышленных графа и графини Северных. В ходе путешествия Павел посетил Италию, Францию, странствие за границей продлилось 428 дней, в ходе которого будущий император преодолел 13 115 верст пути.

Отношения Екатерины 2 и Павла 1

Сразу после своего рождения Павел был отселен от своей матери, в дальнейшем Екатерина видела своего сына очень редко и только с разрешения своей матери Елизаветы. Когда Павлу исполнилось 8 лет, его мама при поддержке гвардии произвела переворот, во время которого при невыясненных обстоятельствах умер отец Павла. При вступлении Екатерины 2 на престол, войска дали присягу не только ей, но и ее сыну Павлу. Но Екатерина не собиралась в дальнейшем по достижении сыном совершеннолетия, передавать ему всю полноту власти используя его лишь как возможного наследника престола после ее смерти. Во время восстания имя Павла использовалось бунтовщиками, сам Пугачев говорил, что после свержения власти Екатерины он не желает царствовать и хлопочет только в пользу царевича Павла. Несмотря на данное воспитание как наследника престола, чем взрослее становился Павел, тем дальше его удерживали от государственных дел. В дальнейшем мать императрица Екатерина 2 и сын Павел, стали друг другу чужими людьми. Для Екатерины сын Павел был нелюбимым ребенком, рожденным в угоду политике и интересам государства, что раздражало Екатерину, которая способствовала распространению слухов, что Павел не ее родной ребенок, а был подменен в молодечестве по приказу матери Елизаветы. При наступлении совершеннолетия Павла, Екатерина умышлено ничем не ознаменовало тожественно наступление данного события. В дальнейшем близкие Павлу люди попадали в немилость императрицы, обострение отношений между матерью и сыном произошло в 1783 году. Тогда впервые приглашенный на обсуждение государственных вопросов Павел показал противоположную императрице точку зрения в решении важных дел государства. В дальнейшем, перед смертью Екатерины 2, ею был подготовлен манифест, по которому Павла ждал арест, а на престол должен был взойти его сын Александр. Но данный манифест императрицы после ее смерти был уничтожен секретарем А.А. Безбородко, благодаря чему при новом императоре Павле 1, он получил высший чин канцлера.

Правление Павла 1

06 ноября 1796 года, достигнув 42 лет, Павел 1 вступил на престол, после чего принялся активно уничтожать порядки, заведенные его матерью. В день свой коронации Павел принял новый закон, согласно которого женщины лишались права наследования российского престола. В дальнейшем проводимые императором Павлом 1 реформы сильно ослабили позиции дворянства, среди которых стоит отметить введение телесных наказаний за совершение преступлений, увеличение вносимых налогов, ограничил власть дворян, ввел ответственность за уклонение дворян от воинской службы. Проводимые в правление Павла 1 реформы улучшили положение крестьян. Среди нововведений стоит отметить, отмена барщины по праздничным и выходным дням и не более трех дней в неделю была отменена хлебная провинность, стала осуществляться льготная продажа соли и хлеба, введен запрет на продажу крестьян без земли и раздел крестьянских семей при их продаже. Административная реформа, проведенная Павлом, восстановила коллегии ранее упрощенные Екатериной, был создан департамент водных коммуникаций, создано государственное казначейство и введена должность государственного казначея. Но основная часть проводимых императором Павлом 1 реформ коснулась армии. В ходе реформ были приняты новые воинские уставы, ограничен 25 годами срок службы рекрутов. Введена новая форма одежды, среди которой стоит отметить введение шинели, спасшей в дальнейшем от холодов войны 1812 года тысячи солдат, впервые в Европе были введены нагрудные знаки для рядовых. Началось повсеместное строительство новых казарм, в армии появились такие новые подразделения как инженерные, фельдъегерские, картографические. Огромное влияние уделялось муштре армии, за малейшую провинность офицеров ожидало разжалование, что делало нервной обстановку среди офицеров.

Убийство императора Павла 1

Убийство Павла произошло в ночь с 11 на 12 марта в 1801 году, в заговоре приняли участие гвардейские офицеры в составе 12 человек. Ворвавшись в спальню императора, в ходе возникшего конфликта, император Павел 1 был избит и задушен. Вдохновителями покушения стали Н. Панин и П. Пален (непосредственно в убийстве не участвовали). Причиной недовольства бунтовщиков стала непредсказуемая , особенно в отношении дворянства и офицеров армии. Официальной причиной смерти Павла стал апоплексический удар. В дальнейшем, почти все компрометирующие заговорщиков улики были уничтожены.

Итоги правления Павла воспринимаются неоднозначно, с одной стороны это мелочная и абсурдная регламентация всего, ущемление прав дворянства, укрепившая за ним репутацию тирана и самодура. С другой стороны отмечается обостренное чувство справедливости Павла, и неприятие эпохи лицемерного правления его матери Екатерины, а так же новаторские идеи и отделенные положительные стороны проводимых им реформ в империи.